Поэтесса в жанре ню и другие рассказы

– Как тебе?

– Эксперимент? Поиск нового? – осторожно спросил Олег.

– Это не моё.

– Правда?

– Честное слово.

Мгновение они глядели друг другу в глаза.

– Слава богу! – выдохнул он.

Ника рассмеялась:

– Видел бы своё лицо! Неужели так плохо?

Олег пожал плечами.

– И всё-таки? – настаивала она. – Вот продолжение:

Главный из них – надежда, что умираетТолько последней и, дорожа минутой,Шлёт незабытые позывные раяВ год приснопамятный или же пресловутый…

– Ника, я не специалист. Я в жизни родил единственный стишок. В Каспийское впадает Волга море, овёс и сено лошади едят. Все люди хочут счастья, а не горя и в гордом ожидании сидят. Вот прямо сейчас, не отходя, так сказать…

Вероника прикусила нижнюю губу, отвернулась и прыснула.

– Ну а всё-таки? – повторила, успокоившись.

Олег помедлил, собирая слова.

– Мне кажется, это писал кто-то грамотный, начитанный и совершенно без… без божьей искры.

– Дипломатично закончил. Хотел жёстче?

– Наверное. Пусто, много такого сейчас. Первая строка забывается прежде, чем закончилась вторая.

– Я сама не сразу запомнила.

– А кто это, если не секрет?

– Может, и знаешь. Её зовут Мира.

– Лохвицкую только слышал.

Вероника улыбнулась:

– Та была раньше и с двумя «р». А эта с одной, ей сейчас сорок. Мира Комиссарова.

– Тогда не знаю.

– Красотка, кстати, изумительная. Ноги километр, глазищи, скулы, вот бы кого сюда.

– Всё равно не знаю.

– Широко известна в узком кругу, как и мы все. Вообще-то она Ольга, но решила, что это имя простое, не богемное и не походит к фамилии. Плюс какие-то личные драмы, желание всё поменять… Впрочем, это меня не касается. Продолжаем?

4

Вероника стягивала платье через голову, попутно выворачивая наизнанку.

– Не напрягайся, не позируй. Спокойнее, ты одна, – говорил Олег. – Молодец, давай повторим.

Сделали несколько дублей: спиной к камере, опять спиной, спиной в три четверти, в профиль. Наконец – лицом. Бросив платье на стол, Ника стояла в белых кружевных трусиках: обнажённая душа. Если только бывают души совершенные, как это тело.

А грудь оказалась меньше, чем Олег рисовал в воображении. Значительно меньше; ещё бы каплю поменьше, и можно без оговорок назвать маленькой. Но другую сейчас было и не представить.

– Давай посмотрим, – предложил Олег.

Ника села, одной рукой прижала платье к груди. Олег устроился рядом. Листая снимки, не отрывал от них взгляда, чтобы не смущать её. Но когда над ухом слышишь голос, чувствуешь дыхание на щеке, тонкий цветочный запах от волос; когда она, желая задержать приглянувшийся кадр, касается длинными пальцами твоей руки, волей-неволей смутишься сам.

– Ты правильно говорил, не надо макияжа, – сказала Ника. – С ним было бы не то настроение. Здесь я будто проснулась недавно.

– И впереди целый день, – добавил он.

– Ага…

– Кстати, прошёл час сорок. Давай ещё без платья? И пойдём туда, – кивнул он на чёрный конец, – займёмся минимализмом.

– Хорошо. Слушай, Олег. Скажи, пожалуйста, только честно, – Вероника помедлила, вздохнула. – От моих стихов у тебя впечатление другое?

– Ещё бы!

– Спасибо, верю.

Олег не то что помнил первое впечатление от Вероники и её стихов – оно до сих пор было живо и, стоило представить её, затмевало всё. Случилось так. В главном зале студии «Фотон» – полтораста квадратных метров, пять больших окон на юг и три на запад – раз-другой в месяц проходили концерты и литературные вечера. Это было особенно здорово летом: одни выступают, другие щёлкают в естественном свете хоть до полуночи. Полтора года назад Олег впервые оказался на таком вечере и сидел, изнывая от неловкости. Стихотворение Миры ещё цветочки; от того, что звучало там, хотелось почесаться и заснуть, не грохнувшись при этом с фанерного куба.

Поэтессы, сменявшие одна другую на белом фоне, имели будничный вид: если юбки, то простые, в каких гуляют по улице, иной раз брюки с футболками, старейшая явилась в шортах. Девушка в длинном абрикосовом платье с открытыми плечами казалась там гостьей из дальних миров и хотя бы поэтому, выйдя к фону, заставила встрепенуться. А когда её звучный голос без усилий наполнил зал… Самое близкое чувство: в конце июня по горному шоссе подъезжаешь к Коктебелю, видишь склоны Карадага, одетые в солнце и лёгкий туман, и впереди целый день, полный приключений. Только ещё сильнее.

Олег как мог перевёл его в слова.

– Надо же, не ожидала! – сказала Вероника. – Это был мой дебют на публике, я не знала, что надеть, вот и расфуфырилась. И хорошо, никто не видел, как тряслись колени.

– Волновалась?

– Страшно! На втором стишке более или менее успокоилась.

– На «Случайном разговоре»?

– А ты помнишь!

– Ясен пень.

– Кстати, Мира-Оля тоже выступала. Сразу после меня.

– Не помню.