Помнишь ли?
Помнишь ли, как ночь приглашала в дом,
открывая все двери, срывая замки, засовы, заплатки,
как кричала чайка над малахитом волн,
как солнце брало низкие на нотной линейке заката?
Илья Гутковский
Помню, милый, то ведь был сон... Однако я помню, как ночь танцевала с днем и чайка кричала над малахитом волн. Багровое солнце опускалось под воду, чтобы уснуть навсегда, и реквием доносился со дна, когда мы вдоль берега плыли... Дрожа, держась за руки, мы шли по кромке льда, мгла застонала над нами. Мы сели, обнявшись, не видя пути, и мокрый песок пронизывал влагой холодной. И вдруг один за другим появлялись цветы, заполняя холст тьмы лунной отрадой. Звездный купол гудел, у него был звонарь. Мы готовились с трепетом сердца к службе небесной, к храму, который, как оказалось, был вкруг нас. И звезды большие и малые, открыв глаза, пели хвалебную песнь. " Кто мы? И как оказались здесь?" - вопрошали лишь взглядом. Небесная твердь приглашала нас в дом... по лунной... дорожке.
Тоника прохлады
Вдоль стен сырых, вдоль серой мостовой,
где осень тает эолийским ладом,
созвездий звон и низкий голос твой -
всё обретает тонику прохлады.
Илья Гутковский
И вновь с тревогой я смотрю во мглу ночи, откуда ты в который раз приходишь. Офелией, плывущей по реке, всем телом ощущая плеск прохлады. Какие звуки соседствуют с беззвучным телом? То говор рыб и стрекот в камышах, в ветвях деревьев посвистывает птица. Мой милый, во гроб
Разговор персонажа с писателем
"Когда, по воспоминаниям А. Ахматовой, О. Мандельштам кричал вослед одному из молодых поэтов, спуская его с лестницы: "А Христа - печатали?!", он защищал долг, призвание поэта служить бескорыстно и жертвенно Музе, как Христос послужил Своему Отцу".
(из книги Галины Маневич "Оправдание творчества")
Жизнь быстротечна... ее не уговоришь присесть, потолковать о жизни, она бежит и даже в мыслях не разлучается с подругой, что под колыбельну песнь раскачивает люльку, в которую ложимся навсегда... Пора, мой друг, пора бежать отсюда, покуда не остыла в жилах кровь... покуда... Что за вопрос - куда? В страну любви и грез. Плечами пожимаешь? Ты нынче мизантроп? Послушай, принц мой Гамлет, ответ твой в твоем духе о духе вспоминать туманном... и занавеска... впрочем, тсс, еще все впереди... А я пойду да навещу Офелию сестрицу. Не по душе твое к ней безразличье. Впрочем... не собираюсь излагать трагедию Шекспира, и выйду из нее простым влюбленным. Так где страна, которую так ищет сердце? Ромео... спешит венчаться. Помню-помню. Нет, Уильям, мне б в другую книгу. Мда, трагедии одна другой ужасней. Что делать? Я выбираю - быть. Отброшу скромность, напишу для верности пера сонеты, а потом роман. И пусть мои страницы растворятся в море всем известных книг, к чему признанье, даже если я пишу не хуже, скажем, Пастернака? В чем обошла меня фортуна? - что, выйдя персонажем на свободу, я оказался простым смертным, без протеже, и мне не рукоплещут, не платят гонорары, не номинируют на премии - и пусть. Но я не обыватель, вот в чем дело! И жизнь моя - не серая тоска, в которой зрелище и хлеб - единственная радость. Нет. С Богом я. Живу духовной жизнью и "в стол пишу", но кто решил, что стол - тюрьма, когда я пребываю в творческом горенье? Душа моя жива. Это ли не высшая награда? Не бессмертье смертных? Друг мой, пусть чуточку, но все ж мне жаль тебя. Ты, безусловно, гений, но каково твое страданье - знать, что ты (да ты, мой друг) непризнан, что мир не проживает твою жизнь, которую ты
Не знаю, как мой друг, а я уснул спокойно. И встретил утро дня, поблагодарив за пробужденье Небо. Так в путь же, в путь! Нас ждут великие дела!
Тату
Часть первая