Так вот, бедняга кот увел нас далеко вперед, тогда как Фердинанд Степаныч уже сидел и грелся у камина. Полина Павловна (тут автор вклинился описывать событья и мне не стыдно повториться, что) Полина Павловна предстала в такой невиданной красе, которую и описать-то невозможно, - так хороша была насмешница-невеста, охотница на разные причуды и толковательница смыслов между строк. Степаныч, увидев этакое диво, открыл (в буквальном смысле) рот. И лишь бокал вина, возникший на серебряном подносе, прервал немую сцену, - жених сомкнул уста. Полина Павловна с облегчением вздохнула, для верности прошлась по зале взад-вперед и, наконец, устроилась напротив горе-жениха в любимом кресле с кроваво-красным яблоком в ладонях. Степаныч, проглотив с вином слова, сидел молчком, боясь спугнуть виденье. Он то моргал, то доставал пенсне, то протирал от пота лоб, и если честно, красавица бы с радостью дала бы ему в лоб, однако - воспитание, и посему сдержалась. А как насмешница держалась! Ее упругий бюст был стянут топ-корсетом пурпурно-красным, таким же, как и яблоко в руках, из газа юбка была подобна вод смятенью. Но лишь смятенье на лице ее не так легко не узреть. Она смотрела то величаво, то лукаво, иной раз даже с нежностью. Вопрос - кому? Кому она дарила взглядом благосклонность? Олигарху? - вряд ли... Пожалуй, автору. Кому ж еще? Он наблюдал за сценою спокойно, трубку раскурил и начал:
- Сударыня, не знал я раньше мастериц и выдумщиц подобных...
- Автор... - качнула головой она и улыбнулась чуть смешливо.
- Полина... Можно так?
- Вам - бесспорно.
- Отчего я не художник?
- Вы написали бы портрет?
- Да надобности нет, когда передо мной живое изваянье.
Глава ее была украшена благоухающим багровых роз убором. Тату на пухленьком плече ну самый что ни на есть эстетский - ретро микрофон увитый сплошь цветами, словно голосами, скажем, Битлз... Еще мне вспомнились поэты, что читали (было время) в кафе и ресторанах свои первые стихи... Кому рукоплескали, кого за трапезой и вовсе не слыхали, кого со смехом освистали. Впрочем, я немного отошел от темы, меж тем как оголенные плеча манили пуще глаз прекрасной девы, и я невольно вспомнил:
- ...Королевна же была,
Как говорят поэты, диво мира:
Кровь с молоком, румяна и бела,
У ней глаза - два светлые сапфира,
Улыбка слаще меда и вина,
Чело как радость, груди молодые
И полные, и кудри золотые,
И сверх того красавица умна.*
- Вы меня смутили... - промолвила она.
- Думаю, и Николай Языков смущен не меньше...
- О-о, какая старина... Давно я не читала поэтов 19-го века...
- Так выходите замуж за меня.
Полина улыбнулась, нисколько (кто бы мог подумать?) не смутясь.
- Да с легкостью! Эпоха романтизма мне будет обеспечена на разных языках, насколько мне известно, вы полиглот, - и, как ребенок, рассмеялась, прибавив тихо, - так?
- Никак иначе... - взяв яблоко из нежных ее рук, читал поэму за поэмой, ублажая даме сердца не только слух.
Так двое сели в лодку, затем в гондолу, карету, сани, - тем самым, все дальше уплывали, улетали, как ни банально тут сказать, в страну любви и грез.
Чуть было не забыл... Тут надо бы заметить, что Степаныч, забывшись сном все это время, отказ услышав, дверью хлопнул. И говорят, случился с ним удар. Что ж... Сей престарелый олигарх мне был, по правде, безразличен. Хотя, когда писал "Тату", повеселился от души (блаженно легкое перо). Да ладно, каждому свое. А мне пора, друзья, покамест Муза не покинула меня.
_____________________
* В миниатюре использован отрывок из поэмы Н.М.Языкова "Сказка о пастухе и диком вепре" (1835). (Прим. автора.)
Плач Магдалины
И в дорожную реку канешь свинцовым грузилом,
где синичий крючочек, звеня,
ждет той Рыбы,
незримой
престолам, началам и силам,
за туманом рабочего дня.
Виталий Леоненко
Мария Магдалина.
Нежнейший. Божественный. С улыбкою распятый дерзко. Мой Бог! Небесной Рыбою, Звездой, плывущей в Вифлеем, увлек Ты рыбаков-волхвов. Почто же? Почто оставил Мать Свою, сестер и братьев, и любящих Тебя учеников?Распятый на кресте безмолвен, - дух испустил, главу склонив на хрупкое плечо.
Мария Магдалина.
О, мой Бесценный! О, Жизнь Дарящий! Разве Ты не Бог? Почто разверстой раной гласишь без слов с креста? О, ствол священный, что руками обвиваю, какое древо с Тобою сораспято?Нищенка.
Глазам не верю. Иссохшую мне руку исцелил, а себя не спас!Мария Магдалина.
Молчите!Нищенка.
Так чудеса творил. Лазаря смердящего во гробе воскресил! И что я вижу? Сей чудотворец на кресте! В бреду как будто бы просил кого-то. Но не явился тот.Мария Магдалина.
Молчите же! Молчите...Нищенка.
Не закрывайте рот, я не из той толпы, что злобой подпирала небо: "Распни его! Распни!" Я, может, как и ты, взывая, плачу. Только молча, поодаль стоя.Мария Магдалина.
Ах, умоляю. Недоумевайте где-нибудь подальше.Нищенка.
Как будто ты не видишь, что ваш Учитель умер.Мария Магдалина.
Нет!