Заплети этот ливень, как волны, холодных локтейИ, как лилий, атласных и властных бессильем ладоней!Отбывай, ликованье! На волю! Лови их — ведь в бешеной этой лапте —Голошенье лесов, захлебнувшихся эхом охот в Калидоне.Где, как лань, обеспамятев, гнал Аталанту к поляне Актей,Где любили бездонной лазурью, свистевшей в ушах лошадей,Целовались заливистым лаем погониИ ласкались раскатами рога и треском деревьев, копыт и когтей.— О, на волю! На волю — как те!..Рифмовка продолжает держаться все тех же А
и О, то есть плавно подключается к предыдущей строфе.
3.
В следующей, VI строфе:Я вывел бы ее закон,Ее начало,И повторял ее именИнициалы, —делается поворот на 180 градусов — в сторону сухих абстракций (таких, как закон, начало).
Вершиной этого становятся заключающие строфу инициалы, которые не только семантически и метрически (единственностью ударения в строке), но и лексически (единственностью слова, в отличие от До сердцевины в 8-й строке) иконизируют сжатость сути.Интертекстуально инициалы имен
могут отсылать к заветному вензелю О да Е из «Евгения Онегина» (3, XXXVII) или к знаменитому объяснению Левина и Кити в «Анне Карениной» (4, XIII). В любом случае они являют предельно минималистскую синекдоху стоящего за ними целого — страсти, которая соответственно отодвигается на задний словесный план, дважды скрываясь за местоимением ее.Засушенная синекдохичность инициалов, конечно, прямо противоположна животрепещущей синекдохичности локтей
и ладоней. Аналогичным образом, 21закон контрастно перекликается с 17беззаконьями, наглядно демонстрируя противоречивость выявляемой сути.Перечисления теряют свою буйность, сокращаясь до минимума: налицо два однородных сказуемых (вывел, повторял),
из которых первое управляет двумя однородными дополнениями (закон, начало). Красноречиво в этом отношении употребление глагола повторял: повторность, то есть перечислительность, обозначена семантически, но не развернута синтаксически, линейно — в реальное повторение слов или конструкций. Эта свернутость сродни замене имен их инициалами.Взятые вместе, контрастные строфы V и VI читаются как те восемь строк о свойствах страсти,
которые были анонсированы в четвертой.Рифмовка по-прежнему опирается на О
и А, знаменуя единство всех трех строф второй части композиции.III
Переход к третьей части — очень плавный. Семантика сути
опять мутирует, и это сопровождается изменениями в фонетике рифм. Общий сослагательный формат первое время (в двух строфах из трех) сохраняется, но тоже претерпевает перемены.
1.
VII строфа:Я б разбивал стихи, как сад.Всей дрожью жилокЦвели бы липы в них подряд,Гуськом, в затылок —смещает акцент со строк о… страсти,
на более общие вопросы поэтического творчества — стихи вообще. Интерес же к глубинным сущностям, поколебленный неправильностями V строфы, а затем решительно восстановленный сухостью VI, предстает теперь в более спокойном, зрелом варианте, взаимно уравновешивающем дрожь мельчайших древесных жилок и правильную организацию целого, где все подряд, гуськом, в затылок. Заметим, кстати, что нанизывание однородных членов распространяется теперь еще на одну часть речи — наречия, количественно же остается скромным.Особенно размеренно и в то же время празднично, звучит 1-я строка VII строфы. В нее целиком укладывается все предложение. В ней впервые появляется сравнение — как сад
, явно программное. В ней налицо редкое в 4-стопном ямбе ударение на предпоследней стопе, к тому же акцентирующее ключевое для всей третьей части композиции слово стихи. Эффектны аллитерации — на б и на с (впрочем, аллитерационность не ослабевает и далее: дрожью жилок; цвели бы липы). Мощно звучит последовательность предложений длиной сначала всего в одну строку, а затем в три.