Поэты в Нью-Йорке. О городе, языке, диаспоре

А какой смысл вы вкладываете в понятие «эмигрантской литературы» и каким временем это понятие для вас ограничивается? Есть ли в нем что-то, что живет вне политического контекста?

Тут я, наверное, не скажу ничего нового. Это понятие имеет смысл лишь до момента, когда поднялся «железный занавес». Эмиграция – это то, откуда не можешь вернуться, куда уезжаешь, как на тот свет, когда тебя оплакивают, провожая. Все это благополучно закончилось в 90-е годы. Понятие «эмиграция» заканчивается тогда, когда перестает быть роковым выбором. Сейчас это слово для меня вообще не имеет смысла.

Есть ли синонимы, более применимые к ситуации после 91-го года?

Переезд.

Процессы, проходящие в русской литературной жизни в России и в диаспоре, – насколько они сейчас параллельны? И что изменилось в этой динамике с начала 2000-х годов, когда вы стали жить на два мира?

Не далее как вчера в Москве проходил театральный фестиваль в саду «Эрмитаж»[345]. В поэтическом спектакле режиссера Эдуарда Боякова участвовали несколько актеров и актрис, которые читали стихи шести поэтов, разбитых по парам: Ахматова и Гумилев, Ахмадулина и Вознесенский, Бродский и я. (С Бродским мы все-таки поехали в «гостиницу „Арион“»!) Все это происходило в час ночи, в дождливую и грязную погоду. Но на спектакле были 500 человек зрителей, которые еле-еле поместились. Мне присылали фотографии: средний возраст публики – двадцать пять лет. Представимо ли нечто подобное в Нью-Йорке? Вот вам и процессы.

Социология, конечно, важна, но отличаются ли чем-то сами стихи?

Не думаю… Никакой эмигрантской ноты у больших поэтов, живущих за границей, я не слышу. Мне кажется, сейчас понятие «эмиграция» полностью обессмыслено – такого явления просто нет.

А если оно, не дай Бог, снова станет реальностью, коснется ли это литературы?

Я думаю, мы уже настолько привыкли к свободе, что что-нибудь придумаем.

6 сентября 2015Вильнюс – Торонто

Елена Сунцова

* * *

 Жить с несчастьем: С больным ребёнком, Здоровым мужем, Трёхлапой кошкой, Двумя полнокомплектными лабрадорами, Быть красивой девочкой с красивым мозгом,

 Как сказали о дочери её подруги на УЗИ, Райской пташкой с умом Наполеона, Как сказал основатель «парижской ноты» о женщине, Которую он всю жизнь называл «мадам», Быть кассиршей в универсаме, Расточницей пятого разряда на котельно-радиаторном  заводе, Как её соседка по парте в третьем классе, Жить в родном городе, Жить у моря, в столице мира,

 Видеть море, Не видеть мира. Вам нравится Нью-Йорк? Да, очень, Вы знаете, я ведь выросла в индустриальном городе, Нью-Йорк – это тот же огромный цех: Воет, гудит, подбрасывает с кровати, Опутывает проволокой хайвеев, Заставляет бродить по комнатам, Трепещет, как лайнеры в очереди на взлет.

 Вы все еще пишете? Да, пишу, Особенно здесь и сейчас, У окна, В котором один за другим взлетают и приземляются  самолеты, Над рекой, Воду которой ветер гонит сразу во все стороны, Пока у меня еще есть эта река, это небо, Этот мотор несчастья.

Лена, расскажи, как твоя семья оказалась на Урале? Какое место Нижний Тагил занимает в твоей биографии как городское и культурное пространство?