Поэзия и поэтика города: Wilno — — Vilnius

Этот стих словно перекликается с образом из стихотворения Циприана Норвида «Stolica» («Столица»), начинающегося: «О! Улица, улица… / Городов, над которыми крест» — и заканчивающегося так: «В облаках?.. крест!»[384] Москва оборачивается такой столицей; образ стихотворения Венцловы неожиданно «врывается» в описание города многозначностью норвидовской символики, создавая новые ореолы, которые теперь несут на себе отсвет не только литовской и русской (вероятно, присутствует память и о стихотворении Б. Пастернака «Ночь», 1956), но и польской литературы.

Неназванный Петрополь-Ленинград четче виден в посвященном О. Мандельштаму стихотворении «Poeto atminimas. Variantas» (оно хорошо известно в переводе И. Бродского «Памяти поэта. Вариант»)[385]. Точно найденный образ вначале и весь метафорический строй стихотворения очень тонко создают некий параллельный мир: как бы зеркальное (может быть, в водной глади — и на литовском языке) отражение Петербурга-Ленинграда Мандельштама и Ахматовой. Бродский в переводе, естественно, апеллировал к «петербургскому мифу» Мандельштама в сознании русских читателей, и два этих текста тоже взаимодействуют, имплицитно привлекая и тексты поэта, которому стихотворение посвящено.

Вернулся ль ты в воспетую подробноЮдоль, чья геометрия продрогла, —В план города, в скелет его, под ребра……Опять трамвай вторгается, как эхо,В грязь мостовых, в слезящееся веко,И холод девятнадцатого века

Царит в вокзалах. Тусклое рядноДесятилетий пеленает кровли……Оставь же землю. Время плыть без курса.Крошится камень, ложь бормочет тускло.Но, как свидетель выживший, искусствоБуравит взглядом снега круговерть.Бредут в моря на ощупь устья снова.Взрывает злак мощь ледяного крова.И легкое бессмысленное словоЗвучит вдали отчетливей, чем смерть[386].

Венцлова говорит с русским поэтом на другом языке, — но в то же время на языке его образности, на языке поэзии. Здесь принципиально важные для поэзии Венцловы образы: злак, пробивающийся сквозь ледяную кору: преодолевающие смерть слово, искусство-свидетель; это вернется и в других стихах..

Улица Пестеля в Ленинграде-Петербурге может вдруг обрываться Иосафатовой долиной (как местом возможной встречи) и тут же выходить к Лете («Pestelio gatv», стихотворение, связанное с приездом автора в 1988 г. в этот город). Напомним также, что Лета в поэзии Серебряного века довольно часто протекает в Петербурге.

…Что ты здесь ищешь? Стертыйтекст на трухе штукатурки,старый балкон, вчерашнийдень, превратившийся в прах.Развязанный Гордиев узел,известка, асфальт, черепица,сор подворотен и лестниц,незатворенная дверь.Здесь, где совпала когда-то

жизнь со звуком и жестом,улица на слегка измененномговорит языке.Июнь белизной мерцает,и каменеющий мозг,слепнущий, не вмещает ужеутраченные времена.Веком окрашены синтаксис,архитектура, солнцев капителях колонн,бронзовая улыбка в нише.

Разве что голод и бедностьсопротивляются веку,разве что остаетсяот юности только страх.Странно,что мы повидались раньше,чем думали, — не в долинеИосафата, не в рощевозле Леты, ни дажев безвоздушной вселенной…(Перевод Владимира Гандельсмана)[387]