Поэзия и поэтика города

Заезжий из дальних краев, замри на месте.Звезда над сосновым лесом очнулась вроде,чуть потускневшая, заспанная. Долиназапружена строем башен, в ее замесе —ничто и разум, огонь и глина, в ее природе —вневременность: как родник она или роза.Шуршит под ногами гравий. Огонь и глина.За сточной канавой вяжут улицы петли.Заброшенный мир! Сколько дней, месяцев, лет ли

тому он запросто был обозрим с откоса.Между набережной и полосой платформыпространство давней вины, известняка; едкийот нищеты неона леденеет воздух;ржавеющий ключ в кармане — есть слепок с формы —каким-то чудом! — пространства, оно же — в клеткежеланья, в гуле эфира, в снах; как когда-то,ты мог бы его пересечь — днем ли, при звездах —вслепую, словарь человечий взрастив из властных

его ветров, взрастив виноградник гласныхиз проливного дождя и арочного алюмината.Ты говорил лишь о нем, и радар Господеньощупывал путаницу его крестов, оград сцепленья,ты бы вовек не заблудился здесь (на этом,во всяком случае, свете). Мрак подворотен,желчь, предательство, озлобленьебывших друзей, могилы, дверей проемы,заколоченные досками, — ты знал, — ответом

и ценою будут твоему возвращеньюна Итаку. Вашему нынешнему воплощеньюповезло: вы встретились.…Видишь только песчаный холм невысокий,склон волнистый, местное видишь барокко,размышляя о смерти, о царствии ли небесном.(Перевод В. Гандельсмана)[422]

В этих строках несомненна перекличка со стихотворением К. Кавафиса «Итака», которое Венцлова перевел на литовский язык, — Венцлова дает свой ответ на предупреждение, высказанное греческим поэтом:

…чтоб достигнуть острова в старости обогащенным

опытом странствий, не ожидаяот Итаки никаких чудес.Итака тебя привела в движенье.Не будь ее, ты б не пустился в путь.Больше она дать ничего не может.Даже крайне убогой ты Итакой не обманут.Умудренный опытом, всякое повидавший,Ты легко догадаешься, что Итака эта значит[423].

Стихотворение Кавафиса переводил и Бродский, к которому также обращен монолог из «Силлабических строф» Венцловы, — как и к Милошу, еще одному поэту из этого «триумвирата» и тоже переводчику этих стихов Кавафиса, уже на польский язык. Для всех троих миф Итаки проецируется на личный миф. Знаки Вильнюса проступают в стихотворении «По ту сторону пролива» («Anapus sąsiaurio»[424]); но, в отличие от «Осени в Копенгагене», на сей раз перед нами не узнавание, а внесение, вписывание в иную, весьма отдаленную, топографию (речь идет о Гибралтаре) вильнюсских черточек городского пейзажа и архитектуры: статуй атлантов одного из дворцов. И связывает Вильнюс с Гибралтаром все тот же миф: именно здесь титан Атлант поддерживал небесный свод, здесь же, на Гибралтарском проливе, возвышались Геркулесовы столпы Одиссея, так что вспоминание своего города, своей Итаки становится неизбежным.

Стихотворение «Užupis» («Заречье», 1998)[425] переносит читателя в вильнюсский уголок со своими легендами и преданиями, полными артистических ассоциаций. Кафе на берегу реки, напоминающей Тибр (теперь уже в родном городе проступают знаки городов иных), увиденное через много лет, наводит на элегические размышления: