Поэзия и поэтика города

…Na kągi, jej likimas lėmė, būkšiame krašte prie pat gimtinės durų,kurčioj trilypėj sankirtoj, kur stūkso

stulpai, išlikę iš kitų laikų,kadaise mirtini, ir atšiauriulanku dykynę kerta viadukas.Palieski vėstančią vaikystės žoIę.

Esi namie. Trilypė jūra ošianakties kriauklėj. Tau buvo dovanotanyki era, sargybinis, kurionebėr, ir balso išsiilgęs oras[433]

.

Речь здесь идет о местах на границе Литвы и Польши, в которых Венцлова бывал в детстве; здесь проходила и граница Польши с Советским Союзом (а сейчас с Калининградской обл.): упоминается сохранившийся пограничный столб и «часовой, которого нет». Поэту словно возвращается тот глоток воздуха родного утраченного города, что когда-то «жадно ловили уста» («Ода городу»); произошло внутреннее обретение утраченного, и от этого прикосновения к родному наступает покой в душе.

Сложная метафорика, связанная с городом, — особенность поэтики Венцловы. Собственно, город и становится у него не только поэзией, но и поэтикой, способом выражения всей сложности философского взгляда на мир, осмысления истории и культуры.

В эти же годы он касается Вильнюса и в эссеистике.

Говоря о городе вообще и о Вильнюсе в творчестве Венцловы, мы не должны забывать, что здесь он не только поэт, но и один из первых культурологов. Диалог двух поэтов и выдающихся виленчан — Венцловы и Милоша, опубликованный в русском переводе под названием «Вильнюс как форма духовной жизни»[434]

, — замечательный пример творческого содружества и взаимопонимания в обладании одним и тем же культурным и литературным пространством, в анализе его сложных составляющих, как внутренних, так и экстракультурных. Об этом уже приходилось писать[435]. В письме-эссе Венцловы названы основная топика Вильнюса, мифологическая подоснова, способы и средства анализа городской семантики, ее материальных и духовных составляющих; возможность соединения семиотического и историко-культурного методов. Вильнюс становится отправной точкой размышлений об истории и культуре.

Давние размышления в письме к Милошу 1978 г. находят продолжение в эссе 2000 г. Кроме эссе, стихов и публицистики Венцловой создан и путеводитель по городу — несколько неожиданный, но в вильнюсском контексте очень закономерный факт. Обращение поэта к форме путеводителя — это черта, характерная и для польской культурной традиции восприятия Вильно. Через пять лет, в 2006 году к нему добавилась новая книга Венцловы «Вильнюсские имена» («Vilniaus vardai»), которую автор в предисловии назвал вторым томом путеводителя. Детальное знание материала, научная строгость и ответственность позволяют определить жанр этой книги как «вильнюсский биографический словарь», а обе книги вместе составляют оригинальную и содержательную «вильнюсскую энциклопедию».

В своих эссе Венцлова создал очерк истории Вильнюса — многокультурного и многоконфликтного. Он показывает, что в самые толерантные в культурном и национальном отношении периоды зарождались острые противоречия, но в то же время и в самые непримиримо конфликтные периоды находились люди, которые не давали совсем угаснуть хотя бы едва тлеющему огоньку культурного диалога и взаимного интереса. Венцлова видит национально-культурное многообразие Вильнюса как его своеобразную сущность, как его самую давнюю и плодотворную традицию.

Венцлова много говорил и писал о национальных отношениях в Вильнюсе и Литве, о национальном самосознании, обо всем комплексе чрезвычайно сложных проблем, осложняющихся вдобавок взаимными обидами и претензиями (статьи «Евреи и литовцы», 1975; «Русские и литовцы», 1977; «Поляки и литовцы», 1989, и др.). Его позиция отличается твердостью, честностью и последовательностью. Прекрасно осведомленный и ориентирующийся в сложнейших вопросах и ситуациях как прошлого, так и настоящего, Венцлова никогда не стремился в «большую политику». Возможно, именно это давало и дает ему возможность сохранить достойную позицию, не допуская спекуляций и не поддаваясь на провоцирующие ходы не только противников, но и сторонников.

В своем письме-эссе Венцлова писал о Вильнюсе советского времени, ставшем столицей республики, но по сути дела оставшемся для литовцев в значительной мере столь же недосягаемым, как и довоенный.