Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Зима 1748/49 года была зимой недовольства – тяжелое время, высокие налоги и чувство национального унижения после неутешительных итогов Войны за австрийское наследство (1740–1748 годов). Проблемы внешней политики были далеки от забот простых людей, большинство французов жили своей обычной жизнью, не зная и не желая знать, кто взошел на престол Священной Римской империи. Но парижане завороженно следили за ходом войны. Полицейские отчеты говорят о том, что беседы в кафе и парках часто переходили к важным событиям: захвату и сдаче Праги, впечатляющей победе при Фонтене, ходу осад и сражений маршала де Сакса, принесших Франции контроль над Австрийскими Нидерландами[54]

. Упрощенная и персонифицированная, война представлялась им противостоянием коронованных особ: французского короля Людовика XV, его периодического союзника молодого энергичного короля Пруссии Фридриха II и их общих врагов – Марии-Терезии Австрийской (которую обычно называют королевой Венгрии) и Георга II Английского. Военная компания закончилась для Франции удачно: Людовик оказался на коне. Но, выиграв войну (за исключением колоний), он проиграл при заключении мира. Он сдал все, что добыли его генералы, подписав Второй Аахенский мир, возвращавший ту расстановку сил, которая существовала до начала конфликта. Мирное соглашение также обязывало Францию изгнать «Молодого Претендента» на английский трон, которого англичане называли «Красавчик принц Чарли», а французы – принц Эдуар (офранцуженное Карл Эдуард Стюарт).

«L’Affaire du prince Edouard» («дело принца Эдуарда»), как его называли в Париже, доносило чувство униженности, вызванное итогами войны, до простого народа, неспособного уследить за хитросплетениями дипломатии. Принц Эдуард завоевал сердца парижан после провала его попытки организовать восстание в Шотландии и вернуть себе британский трон. Окруженный свитой изгнанников-якобитов, которые все, как и он сам, были католиками, говоривший по-французски и страстно ненавидящий ганноверских правителей Британии, он стал легендарной фигурой в Париже: король без короны, герой проигранной войны. Людовик XIV обращался со Стюартами как с законными правителями Британии, с тех пор как они были вынуждены бежать во Францию после Славной революции 1688 года. Вынужденные Утрехтским мирным договором признать законной протестантскую линию наследования в 1713 году, французы все же продолжали предоставлять принцу Эдуарду убежище и поддержали его претензии на британский престол во время Войны за австрийское наследство. Хотя «сорок пятый год» (якобитское восстание в 1745 году) стал годом крушения дела Стюартов, он в то же время стал годом удачной операции французских армий во время кампании в Нидерландах. Отказ признавать права принца и изгнание его из Франции, по условиям Второго Аахенского мира, было, в глазах парижан, окончательным провалом попыток Людовика защитить честь страны.

Подробности изгнания еще больше повредили популярности короля. Эдуард публично осудил мирный договор и, согласно народному мнению, ходил по Парижу с заряженными пистолетами, готовый сопротивляться любой попытке ареста или, при большом численном перевесе, совершить самоубийство. Полиция опасалась, что он может спровоцировать народные волнения. Внушительное досье из архивов Бастилии показывает, что они тщательно готовились нанести удар до того, как толпа поднимется на защиту принца. Отряд солдат со штыками наголо схватил Эдуарда, когда он входил в Оперу в пять часов 10 декабря 1748 года. Они связали ему руки, отобрали оружие, затолкали в экипаж и уволокли в подземелья Венсена по дороге, уставленной стражей. После непродолжительного тюремного заключения он покинул страну через восточную границу. Газетам запретили писать об этом деле, но Париж еще несколько месяцев обсуждал его во всех подробностях, упоминая людей, похожих на Эдуарда, которых видели то тут, то там, по всей Европе, и якобитский заговор, составленный ради мести. Это была величайшая новость эпохи: захват короля в центре Парижа со штыками и (по некоторым версиям) наручниками. Каждая деталь свидетельствовала о чудовищности этого события, и каждая версия истории была наполнена сочувствием к жертве, равно как и презрением к ее мучителю: Людовику XV, агенту вероломного Альбиона, стремящегося унизить Францию[55].