Читаем Поэзия и сверхпоэзия. О многообразии творческих миров полностью

Два бога прощались до завтра,Два моря менялись в лице:Стихия свободной стихииС свободной стихией стиха.(Темы и вариации.Оригинальная)

Стихи и море – две стихии, которые переливаются одна в другую, катят по всему мирозданию упругие волны. Поэзию отличает от всякой другой речи упорядоченное, равномерное чередование ударных и безударных слогов, периодическое повторение одних и тех же созвучий (рифмы, ассонансы, аллитерации), и эта соразмерность поэтической речи находит свой прообраз в природе – в волнении моря, в порывах ветра, в пении птиц.

К. Батюшков:

И есть гармония в сем говоре валов,Дробящихся в пустынном беге.

Ф. Тютчев:

Певучесть есть в морских волнах,
Гармония в стихийных спорах…

А. Майков:

Мне в чудные гармоний переливыСлагался рев катящихся зыбей…

Многие поэты воспринимают в природе не только общую гармонию, но и тот конкретный поэтический размер, отзвуком которого становятся их строки и строфы. А. Майков находит «размерные октавы» в шептании тростников и в говоре дубравы. К. Бальмонт слышит «хореи и ямбы с их звуком коротким» в журчании ручьев, а плакучие ветви берез своим плавным колебанием дарят ему «певучий размер амфибрахий». В. Брюсов ищет «черед венков словесных / В прибое, бьющем в мол волны». М. Волошин видит прообраз стихотворных композиций в скалистых горах, замыкающих залив «алкеевым стихом / Асимметрично-строгими строфами». У Б. Пастернака струйки дождя «кропают с кровель свой акростих, / Пуская в рифму пузыри». У А. Тарковского «гром, как державинская ода, / По крыше ямбом грохотал».

Конечно, все это можно воспринимать как метафоры, которыми поэзия осваивает мир природы, уподобляя его собственному, но в данном случае истинности метафор можно верить, поскольку поэзия в них свидетельствует о самой себе. Кроме того, ритм – явление настолько универсальное, что поэтические размеры вполне органично находят себе соответствие в музыке планетных сфер, в гармоническом говоре валов. И понятно, почему ветви берез колышатся в лад плавному амфибрахию, а гром грохочет бурным, стремительным ямбом.

Если верить поэзии, между ней и природой всегда существовало избирательное сродство. Именно в природе поэт находит самый чистый источник своего вдохновения – минуя книги, знаки, мнения, условности. По традиции поэт представляется странником или пустынником; столь же первозданный душой, как и природа, он только с ней может найти общий язык. «Бежит он, дикий и суровый, / И звуков, и смятенья полн, / На берега пустынных волн, / В широкошумные дубровы» (А. Пушкин). Лермонтовский пророк, встретив у людей непонимание и вражду, уходит в пустыню, где ему покорна тварь земная, где его слушают звезды; как поэту внятен язык природы, так ей – поэтический язык, бессмысленный и досадный для толпы. Н. Некрасову представляется, что вся природа отзывается на звуки его лиры:

И песнь моя громка!.. ей вторят долы, нивы,И эхо дальних гор ей шлет свои отзывы,И лес откликнулся… Природа вторит мне…(Элегия)

И только народ, которому «посвящены мечтания поэта», – «увы, не внемлет он и не дает ответа». А. Блок, противопоставляя мещанскому образу жизни поэтический, сближает его с вольным разгулом стихии: «Пускай я умру под забором, как пес, / Пусть жизнь меня в землю втоптала, – / Я верю: то Бог меня снегом занес, / То вьюга меня целовала!» Для Есенина высшей поэзии исполнены те строчки, которые выкашивает по лугу косарь, – они непосредственно вносятся в книгу самой природы: «Нипочем мне ямы, нипочем мне кочки. / Хорошо косою в утренний туман / Выводить по лугу травяные строчки, / Чтобы их читали лошадь и баран».

Поэзия находит в природе не только свои ритмы и строфы, но прежде всего тот дух естественности, непредсказуемости, которым сама дышит. В ней есть та безусловность самовыражения, которая неподотчетна никакой разумно поставленной цели – она подобна ветру, подымающему листы и несущему пыль, когда корабль напрасно ждет его дуновения: «Таков поэт: как Аквилон, / Что хочет, то и носит он – / Орлу подобно, он летает…» (А. Пушкин). И потому природа входит в само существо поэзии, которая отличается от всех других видов культурной деятельности своей стихийностью, близостью к голосам, веяниям, запахам. Поэзия – это обнаженное естество, природность своей культуры; согласно определению, данному Пастернаком,

Это – круто налившийся свист,Это – щелканье сдавленных льдинок,Это – ночь, леденящая лист,Это – двух соловьев поединок.(Определение поэзии)
Перейти на страницу:

Все книги серии Культурный код

«Улисс» в русском зеркале
«Улисс» в русском зеркале

Сергей Сергеевич Хоружий, российский физик, философ, переводчик, совершил своего рода литературный подвиг, не только завершив перевод одного из самых сложных и ярких романов ХХ века, «Улисса» Джеймса Джойса («божественного творения искусства», по словам Набокова), но и написав к нему обширный комментарий, равного которому трудно сыскать даже на родном языке автора. Сергей Хоружий перевел также всю раннюю, не изданную при жизни, прозу Джойса, сборник рассказов «Дублинцы» и роман «Портрет художника в юности», создавая к каждому произведению подробные комментарии и вступительные статьи.«"Улисс" в русском зеркале» – очень своеобычное сочинение, которое органически дополняет многолетнюю работу автора по переводу и комментированию прозы Джойса. Текст – отражение романа «Улисс», его «русское зеркало», строящееся, подобно ему, из 18 эпизодов и трех частей. Первая часть описывает жизненный и творческий путь Джойса, вторая изучает особенности уникальной поэтики «Улисса», третья же говорит о связях творчества классика с Россией. Финальный 18-й эпизод, воспринимая особое «сплошное» письмо и беспардонный слог финала романа, рассказывает непростую историю русского перевода «Улисса». Как эта история, как жизнь, непрост и сам эпизод, состоящий из ряда альтернативных версий, написанных в разные годы и уводящих в бесконечность.В полном объеме книга публикуется впервые.

Сергей Сергеевич Хоружий

Биографии и Мемуары
О психологической прозе. О литературном герое (сборник)
О психологической прозе. О литературном герое (сборник)

Лидия Яковлевна Гинзбург (1902–1990) – крупнейший российский литературовед. Две книги Л. Я. Гинзбург, объединенные под одной обложкой, касаются способов построения образа литературного героя как определенной системы взаимосвязанных элементов («О литературном герое», 1979) и истории медленного становления приемов передачи мыслей и чувств человека в художественной литературе, которое завершилось психологическими открытиями великих реалистов XIX века («О психологической прозе», 1971). Читатель узнает не только, «как сделан» тот или иной литературный образ, но и как менялось представление о человеке на протяжении всей истории литературы Нового времени. Живой стиль изложения, множество ярких примеров, феноменальная эрудиция автора – все это делает книги Лидии Гинзбург интересными для самой широкой читательской аудитории.

Лидия Яковлевна Гинзбург

Языкознание, иностранные языки
Поэзия и сверхпоэзия. О многообразии творческих миров
Поэзия и сверхпоэзия. О многообразии творческих миров

Михаил Наумович Эпштейн – российский философ, культуролог, литературовед, лингвист, эссеист, лауреат премий Андрея Белого (1991), Лондонского Института социальных изобретений (1995), Международного конкурса эссеистики (Берлин – Веймар, 1999), Liberty (Нью-Йорк, 2000). Он автор тридцати книг и более семисот статей и эссе, переведенных на два десятка иностранных языков.Его новая книга посвящена поэзии как особой форме речи, в которой ритмический повтор слов усиливает их смысловую перекличку. Здесь говорится о многообразии поэтических миров в литературе, о классиках и современниках, о тех направлениях, которые сформировались в последние десятилетия XX века. Но поэзия – это не только стихи, она живет в природе и в обществе, в бытии и в мышлении. Именно поэтому в книге возникает тема сверхпоэзии – то есть поэтического начала за пределами стихотворчества, способа образного мышления, определяющего пути цивилизации.В формате pdf А4 сохранен издательский макет, включая именной указатель и предметно-именной указатель.

Михаил Наумович Эпштейн

Языкознание, иностранные языки
Структура и смысл: Теория литературы для всех
Структура и смысл: Теория литературы для всех

Игорь Николаевич Сухих (р. 1952) – доктор филологических наук, профессор Санкт-Петербургского университета, писатель, критик. Автор более 500 научных работ по истории русской литературы XIX–XX веков, в том числе монографий «Проблемы поэтики Чехова» (1987, 2007), «Сергей Довлатов: Время, место, судьба» (1996, 2006, 2010), «Книги ХХ века. Русский канон» (2001), «Проза советского века: три судьбы. Бабель. Булгаков. Зощенко» (2012), «Русский канон. Книги ХХ века» (2012), «От… и до…: Этюды о русской словесности» (2015) и др., а также полюбившихся школьникам и учителям учебников по литературе. Книга «Структура и смысл: Теория литературы для всех» стала результатом исследовательского и преподавательского опыта И. Н. Сухих. Ее можно поставить в один ряд с учебными пособиями по введению в литературоведение, но она имеет по крайней мере три существенных отличия. Во-первых, эту книгу интересно читать, а не только учиться по ней; во-вторых, в ней успешно сочетаются теория и практика: в разделе «Иллюстрации» помещены статьи, посвященные частным вопросам литературоведения; а в-третьих, при всей академичности изложения книга адресована самому широкому кругу читателей.В формате pdf А4 сохранен издательский макет, включая именной указатель и предметно-именной указатель.

Игорь Николаевич Сухих

Языкознание, иностранные языки

Похожие книги