Поэзия Латинской Америки

Лишь только позвали к столу,как сорвались с места тираныи случайные их кокотки,и было смешно смотретьна этих ос пышногрудых,спешащих в компании бледных,несчастных общественных тигров…Черствого хлеба кусоксъел пахарь в открытом поле,в одиночестве, поздним вечером.Вокруг колосилась пшеница,но не было больше хлеба,он ртом голодным смолол его,глазами голодными съел.В синюю пору завтрака,в час ленивой жаровни

поэт, отстраняя лиру,нож достает и вилку,и ставит на стол стакан,и рыбаков созываетк мелкому морю тарелки.В языках горящего маслакартофелины негодуют,ягненок на углях как золото.Снимает одежды лук…Тягостно есть во фраке —ощущенье, что ешь в гробу.А есть в монастырских стенах —все равно что есть под землей.В одиночестве горько есть,но не есть — словно в бездну упасть,словно рухнуть в зеленую пропасть:

будто цепь из крючков рыболовныхпротянулась от сердца к желудку,разрывая тебя изнутри.Голод похож на клещи,на клешни разъяренных крабов.Он сжигает, но без огня:голод — пожар холодный.Так давайте же сядем за столсо всеми, кто голодает,и расстелим длинные скатерти,поставим солонки озер,и хлебы размером с небо,и горы клубники со льда,и лунообразное блюдо,за которым всем хватит места.Я сейчас одного лишь прошу:

справедливости завтрака.

Опасность

Перевод П. Грушко

Предупредили: осторожней,не поскользнитесь на паркете,на мокрой глине, на снегу.Ну что ж, сказали мы, на льдумы постараемся не падать.Но вышло так, что под ногамивсе начало внезапно плыть,и все мы стали кувыркаться.А это кровь была.Онатекла из секретариатов,с постов, захваченных разбоем,текла по мраморным ступеням

и затопила поле, город,редакции газет, театры,хранилища людского пепла,полковничьи застенки.Кровьокопы с верхом залила,струилась из войны в войну,по миллионам мертвых глаз,которые лишь кровь видали.Так было — я могу поклясться.Возможно, в жизни вы скользилилишь на снегу или на льду.Мне выпала другая доля —оскальзываться на крови.

Ленивый

Перевод П. Грушко