Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект

М. Цветаева много и плодотворно экспериментирует в этом направлении, соединяя с существительным разные части речи вплоть до сочетаний на уровне предложения, а также и отдельные морфемы, тем самым субстантивируя их (поскольку они присоединяются к существительному дефисом) и употребляя в атрибутивной функции, т. е. как эпитет:

В наш-час — страну! в сей-час — страну!В на-Марс — страну! в без-нас — страну! (И., 295).

Дефис, будучи то разделяющим (сей-час), то соединяющим (наш-час, без-нас), уравнивает наречие со словосочетанием, а словосочетание уподобляет предлогу, превращая тем самым предлог в самостоятельную часть речи, способную стать окказиональным эпитетом; ср. также: «Справляли заутреню сквозь-сном и весной». Словосочетание и целое предложение в роли эпитета находим в строчках:

Рай-город, пай-город, всяк свой пай берет, —Зай-город, загодя закупай-город (И., 479);Где старец тот Осип

С девицею-свет-наш-явлен? (И., 699).

Особый интерес представляют сочетания типа дым-туман, змей-паук, соединяющие в себе свойства сочетаний трех типов: синонимических (типа путь-дорога), определительных (типа жар-птица) и состоящих из двух равноправных элементов — «двандва» (типа гуси-лебеди). Они наиболее типичны для аппозитивных сочетаний вообще, так как природа аппозиции проявляется в них наиболее полно: «Поскольку сочетаемые слова только сопоставлены без выражения зависимости, все члены сочетания оказываются одинаково сильными» (Потебня, 1968, 218). Значима сама конструкция: соположение элементов — сигнал их равенства. Элементы словосочетания, относящиеся к одной лексико-семантической группе, уравнивает актуализированная общая сема, признак предмета представляется в таком сочетании как сама сущность, неотделимая от носителя признака. Значение целого сочетания не сводится к сумме компонентов, оно самостоятельно и проявляется в результате утраты или оттеснения семантических различий компонентов за пределы сочетания, т. е. в результате абстрагирования.

Парное сочетание может конденсировать в себе сюжет целого эпизода, а существительное-определение представлять собой «свернутую» метафору. Так, в сочетании сапог-леденец, непонятном вне контекста, скрыта свернутая метафора, изображающая встречу Царь-Девицы с дядькой-оборотнем — метафора, хорошо подготовленная предыдущими строками:

Руки в боки — ровно жар-самовар!Зычным голосом речет: «Где гусляр?»Дядька в ножки ей — совсем обопсел!Аж по-песьему от страху присел.

Д'ну по доскам башкой лысой плясать!Д'ну сапожки лизать, лоснить, сосать!Д'как брыкнет его тут Дева-Царь по башке:«Что за тля — да на моем сапожке?»Д'как притопнет о корабь каблучком:Дядька — кубарем, а волны — ничком!«Будешь помнить наш сапог-леденец!Где гусляр — сын царский — знатный певец?»(И., 362).

Свернутыми метафорами являются и сочетания черный взгляд-верста (И., 351), за плечьми-просторами (И., 422), летами-плесенью (И., 372). Такие метафоры, как и сочетание жар-птица, представляют собой характерный пример синкретизма названия предмета с его признаком, определения и определяемого.

Синкретизм субстантивированных форм

Одним из средств семантической конденсации в поэзии М. Цветаевой является активное употребление субстантивированных форм различных частей речи, как узуальных, так и окказиональных, например:

Квиты: вами я объедена,Мною — живописаны.Вас положат — на обеденный,А меня — на письменный

(И., 302);Двусторонний клинок, синимЛивший, красным пойдет… МечДвусторонний — в себя вдвинем.Это будет — лучшее лечь! (С., 260);Но узришь! То, что в мире — векСмежение — рожденье в свет.Из днесь —В навек (С., 202);Мир без вести пропал.В нигде — Затопленные берега (С., 71)