Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект

В другом контексте — стихотворении «С этой горы, как с крыши…» можно видеть обратное движение — от предлога к наречию:

С этой горы, как с крышиМира, где в небо спуск.Друг, я люблю тебя свышеМер — и чувств.(…)Нет, из прохладной нишиДева, воздевши длань…Друг, я люблю тебя свыше.Слышь — и — встань (И., 254).

Смысл предлога свыше в начале стихотворения представлен как негативный в плане обыденного сознания, оценивающего факт отступления от нормы — превышение чувства меры. Однако уже в первой строфе почти все слова обнаруживают какой-либо языковый сдвиг: крыша оказывается крышей мира, небо ниже горы, спуск. — не вниз, а вверх, слова из фразеологизма чувство меры понимаются слишком буквально и при этом перетолковываются так, что чувству меры противополагается чувство безмерности; множественное число слова мера лишает это слово того эталонного значения, которое оно имеет в составе фразеологизма. В этом контексте, где почти все значимые слова употреблены «не в том смысле», который они имеют в языке, предлог свыше, акцентированный переносом, обнаруживает грамматический сдвиг в сторону наречия и семантический сдвиг в сторону положительной модальности. Превращение предлога в наречие полностью реализуется в последней строфе стихотворения, и смысл этого наречия представлен как позитивный в плане духовного постижения чрезмерности, данной высшими силами, возвышающей и приближающей к абсолюту. Такая семантика наречия обнаруживается в строфе, насыщенной и даже перенасыщенной высокой лексикой (Дева, воздевши длань…), и само наречие включается в этот ряд.

Синкретизм категорий лица и числа

В русском языке есть грамматические формы, синкретичные не только генетически или потенциально, но и по своему статусу в современном языке. Так, например, безличные формы глагола совмещают в себе бессубъектность действия и единственное число, а неопределенно-личные формы — наличие субъекта, неизвестного или безразличного для речи, и множественное число. Синкретизм категорий лица и числа и противопоставленность безличных форм неопределенно-личным выполняют важную роль в выражении авторской позиции М. Цветаевой в цикле «Стихи к Чехии».

Смысловая противопоставленность этих грамматических форм заключается в том, что с помощью неопределенно-личных предложений выражаются только проявления человеческой деятельности, а безличные предложения выражают действия стихийных сил (Пешковский, 1938, 318).

В этом цикле, имеющем два адресата и в соответствии с ними две темы (тему Чехословакии и тему Германии), безличные предложения регулярно и последовательно связаны с темой Чехословакии, а неопределенно-личные — с темой Германии. Свойственная безличным формам семантика природной естественности, обусловленной, по концепции цикла, божьей волей, резко противопоставлена семантике произвольного действия. В первом стихотворении цикла «Полон и просторен…», занимающем в книге две страницы, нет ни одного подлежащего-существительного со значением лица. Обилие номинативных и неполных предложений является фоном для односоставных предложений с безличными и неопределенно-личными формами глаголов и для пассивных конструкций:

На поле и в школе —Глянь — какие всходы!Триста лет неволи,Двадцать лет свободы.Подтвердите ж, гостиЧешские, все вместе:Сеялось — всей горстью,Строилось — всей честью.

Два десятилетья (Да и то не целых!)Как нигде на светеДумалось и пелось. (…)В селах — счастье ткалосьКрасным, синим, пестрым.Что с тобою сталось,Чешский лев двухвостый? (И., 325).

Неопределенно-личные формы появляются при первом же упоминании о Германии:

На орлиных скалахКак орел рассевшись —

Что с тобою сталось,Край мой, рай мой чешский?Горы — откололи,Оттянули — воды……Триста лет неволи,Двадцать лет свободы (И., 325).

Подобные формы становятся далее стилистической доминантой, организующей стихотворение «Взяли…»:

Брали — скоро и брали — щедро:Взяли горы и взяли недра,Взяли уголь и взяли сталь,И свинец у нас, и хрусталь (И., 335).