Поэзия первых лет революции

И тут же традиционному, распространенному в литературной среде представлению о Блоке как «изнеженном» певце, отрешенном от «земной суеты», противопоставлялось иное, более глубокое понимание блоковской дооктябрьской поэзии, взятой в ее социальном звучании и потому естественно соотнесенной с революционной современностью.

И над водой у мертвого канала,

Где кошки мрут и пляшут огоньки,

Тебе цыганка пела и гадала

По тонким линиям твоей руки.

И нагадала: будет город снежный,

Любовь сжигающая, как огонь,

Путь и печаль…

Но линией мятежной

Рассечена широкая ладонь.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Какие тени в подворотне темной

Вослед тебе глядят в ночную тьму?

С какою ненавистью неуемной

Они мешают шагу твоему.

О, широта матросского простора,

Там чайки и рыбачьи паруса,

Там корифеем пушечным «Аврора»

Выводит трехлинеек голоса…¹²

Эта новая «встреча» с Блоком помогала Э. Багрицкому и его поэтическим сверстникам прояснить основное направление своих исканий, связанных с переходом от книжной романтики к романтическому осмыслению явлений реальной действительности. Тем самым возможность прямого влияния Блока не исчезала полностью. Однако оно воспринималось теперь менее литературно, более творчески. И когда, например, Н. Тихонов избирает для сборника «Брага» эпиграфом блоковское: «И вечный бой! Покой нам только снится…», то эта перекличка устанавливалась в самом широком плане, лишь оттеняя и усиливая мотивы романтического беспокойства, драматичности, «максимализма», шедшие прежде всего от .непосредственных переживаний участника бурных событий эпохи войн и революции.

В начале двадцатых годов происходили заметные изменения в самом «кадровом» составе литературы, в том числе поэзии. Обрывается жизнь и творчество А. Блока, В. Хлебникова, несколько позднее – В. Брюсова. Резко на убыль идет активность большого отряда пролетарских поэтов «первого призыва», которые, за редким исключением, оказываются где-то на периферии литературного движения. С другой стороны, в поэзию широким потоком вливаются свежие Силы, появляется много новых поэтических имен. Все эти потери, приобретения, сдвиги сильно меняли общий «профиль» поэзии, чему не в меньшей степени способствовало и своеобразие встававших художественных задач. Наступал новый этап литературного развития, и в данных условиях, как мы уже отчасти видели, завоевания предшествующих лет далеко не всегда оценивались по заслугам. Такую необъективность – и это вполне понятно – чаще выказывали представители литературного молодняка, но не только они. Разве в целом ряде программных заявлений той поры Маяковский нарочито не противопоставляет настоящее и недавнее прошлое? Так, во вступлении к «Рабочим Курска, добывшим первую руду…» (1923) он писал:

Было: социализм – восторженное слово!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Стало: коммунизм – обычнейшее дело.

Нынче словом не пофанфароните…

И далее:

Мы митинговали. Словопадов струи,

пузыри идеи – мир сразить во сколько.

А на деле – обломались ручки у кастрюли,

бреемся стеклом-осколком¹³.

Подобные характеристики допускали в изображении «было» большую неточность, явное сгущение красок. Когда в 1918 году, в «Левом марше» Маяковский провозглашал: «Тише, ораторы! Ваше слово, товарищ маузер…», он, конечно, гораздо вернее выразил суровую героику тех лет, о которых теперь речь шла зачастую в иронических тонах, преимущественно как о времени отвлеченных Мечтаний и словопрений. Полемическая функция этого преувеличения, призванного подчеркнуть новые требования, очевидна. Недаром в другом случае следует утверждение, вносящее необходимые коррективы: «В разгаре агитации меняются лозунги, меняются методы. Мы часто опровергаем вчерашний день и откидываем всё, к нему относящееся. Делу истории революции – огромный ущерб»¹⁴. В сущности, и там и здесь была своя правда. Пути литературы, как и все в окружающей жизни, круто менялись, новые веяния, нормы настойчиво утверждали себя. Но хотя в этой обстановке и ранее накопленный опыт был воспринят критически, в целом движение шло не в обход «вчерашнего дня», а сохраняя с ним самые прочные преемственные связи.