Река младенчества и юности моей!За тощие мои лодыжки ухватившись,ты к солнцу ковыляла вброд,а по ночам пила взахлеб лунунад мшистою плотиной.Потом сюда пришли они.Осины в нас пересадили,поля вспахали под чертополох,могилам уподобили жилищаи поглотили свежесть леса…Придя к реке, сказали:Ужиная-река,а ну-ка, смой с нас мертвечину!Зловеще затрещала стрекоза.На золотистых отмеляхметнулись рыбки-стрелы…Река зеленоватою ладоньюсмывает только то, что ей принадлежит, -пыль обворованных проселков.И, беззащитная, она в краю погостовгремит, гремит окаменелымне молкнущим набатом валунов.
НЕБЕСА
Было у нас ясное солнце,почти что мирное.Над Хиросимой и Нагасакиплавилось солнце и пахло смрадом.И мир нам на этоперстом указует:идите и в страхе живите!И Земля, от мазута и нефти жирная,ускользает из наших рук -сколько их, этих рук! -Землю рвут друг у другав желанье едином:из скорлупылесов вековечных,белого снега и синего моря,скал голубых и полей серебристых,оцепенев от общего горя,мы бы хотели вылупить ныневечно счастливый век золотой.Но страх,он, как ёж, в нашем сердце гнездится:в этом миресплошных рычагов и катушек,громыхающих карт и химических формул,в этом мире, ощерившемся мечамипод своим болезненно серым небом,свои дни он губит,человек перепуганный,губит, как петушков молоденькихс еще не окрепнувшим голоском.Руки его не подвластны ему,и он опасается, что ониоднажды выгребут из пескаогромный вымерший этот шар,планету, безлюдную, как Луна.И только сердцем он обращаетземли свои и звездные ночик дальнему небу,к иному небу,где жаждет взять ониз уст у братьевнадежду,словно бы хрупкую дудочку,чтобы играть на ней, песне вторя,и после мучительных всех объятийс жизнью,в сущности, беззащитной,смерть породить совершенно обычную,естественную абсолютно.