Поглощение (СИ)

Заулюлюкав как гиена, кровавый блондин забарабанил ногами и пронесся у Броднина за спиной. Ярослав отрывисто засмеялся. Псих кружил рядом. Шаги эхом накладывались друг на друга.

— Мы можем так целую вечность продолжать. Ты никуда не торопишься? — спросил Броднин.

Справа появился луч света размером с КАМАЗ. Одновременно Ярослава за шкирку схватил кровавый блондин.

— Попался?

Высунув ободранный язык, он тянулся им к лицу Ярослава. Изо рта воняло дерьмом. Броднин, судорожно вдохнув, посмотрел психу в мутные глаза и уперся руками ему в грудь, пытаясь отпихнуть.

Оба одновременно прекратили борьбу. Продолжая держать друг друга, они повернулись к свету. Чистому, незамутненному, освобождающему. По телу побежали мурашки, ладони вспотели, и Ярослав отпустил врага.

Спасение.

Всадив психу кулаком в пах, Броднин помчался к свету. По-звериному вереща, побитый блондин бросился за ним.

Свет, моргнув, начал сужаться. Адреналин прожег тело. Броднин, застонав, разогнался еще больше и побежал на пределе возможностей.

Свет был уже совсем близко, оставалось метров сто. Родной, лучистый, свежий. Освобождающий. Кровавый блондин подсек правую ногу Ярослава. Броднин, подлетев, упал, поехал вперед и, остановившись, увидел, как псих, разрезая луч света, приближается к финишу.

Ярослав громко и вымученно засмеялся. Под руку попался камень. Тот самый, что недавно кинул ему в затылок блондин. Броднин встал и отправил его в голову психа. Камень, пролетев у того над головой, угодил в луч света. Свет хлопнул и погас.

Сзади Броднина появился еще один. Ярослав увидел растерянное и страдальческое выражение лица кровавого блондина. Броднин, улыбнувшись, раскинул руки в стороны и упал спиной в свет.

В легкие, словно нож в грудь, вонзился воздух. Ярослав, схватившись за горло, подскочил на заднем сиденье уазика и закашлял. Тело стонало от боли. Тряска от машины усиливала ломоту до слез. Ярослав, мутными глазами обведя Кольцова за рулем и колдуна на прежнем месте, плюхнулся на спину, проваливаясь в сон. «Ярослав, быстрее» — раздался в голове женский голос, и Броднин уснул.

Он очнулся на рассвете. Облака жались друг к другу плотнее, чем прежде, и плыли неустанной цепочкой. Лучи солнца, пробивающиеся через них, освещали землю, как цветомузыка на дискотеке. Грудь наполнилась легкостью, и Броднин чуть улыбнулся. Хотя, вряд ли это хороший знак. Ярослав, прищурившись, внимательнее вгляделся в черные образования на небе. Да, все-таки это нехороший знак. Есть в них что-то…

Машину по-прежнему вел Кольцов. Мистер Перрилорд разглядывал фотографию, на которой девушка в больничной палате кормила грудью младенца. Рядом с ней на стуле сидела маленькая девочка, играя с телефоном. Вспомнился торговый центр. В груди защемило. Броднин, моргнув, отвернулся к потолку.

Колдун протянул фотографию Кольцову.

— Апскейльная у тебя семья, Дмитрий.

Кольцов, посмотрев на жену с дочками, аккуратно убрал фото в левый нагрудный карман. На мудреное словцо он не обратил внимания.

— Главное, веселая. Зимой этой, когда приезжал к ним, до посинения катались на горке. Я устал уже, а они все: «Папа, папа, давай еще»! Ну, еще, так еще. Домой пришли уже затемно. И то еле спать их уложили. Думали с Настей вдвоем побыть, а как только легли в постель, сразу же уснули.

Кольцов продолжал рассказывать, но Ярослав уже не слушал. Он погрузился в мечты. Ему казалось, что все, о чем говорил семьянин, на самом деле происходило с ним. Это он с Аней до посинения катался на горке; это он и Аня играли в Доббль и Барабашку; это он и Аня учились считать.

Аня и Ярослав боролись. Она, положив его на лопатки, сделала болевой залом на руке, и Броднин постучал по полу. «Сдаюсь!» Однажды они жестоко разыграли маму — подбросили ей в ванную искусственную змею. Визгу-то было! Только лицо матери не проглядывалось.

— Я, помню, тоже был женат однажды, — сказал мистер Перрилорд, мечтательно глядя в небо. — Ох, и золотое же было время!.. Если я приходил пьяным, моя жена никогда не устраивала сцен, а наутро меня всегда ждала бутылочка холодного пива. Хотя, это неудивительно… Я ведь приходил домой к любовнице.

Внутри что-то надломилось. Броднин вернулся из мечтаний в уазик. Прижав кулак к губам и закрыв глаза, он долго лежал без движения.

На весь салон оглушающе заурчал его живот, отчетливо заявляя, что он голоден. Над Ярославом тут же склонились улыбчивые усы мистера Перрилорда.

— Проснулся? А мы уже думали, где хоронить твое бренное мясо. Я предлагал оставить прямо на дороге. Представляешь, ты гниешь, источая запах омерзения на всю округу…

Броднин поднялся, отпихивая настырного колдуна.

— Сколько мы уже едем?

— Три дня, — ответил Кольцов.

Ярослав, сузив глаза, посмотрел на него в зеркало заднего вида. Потом повернулся к мистеру Перрилорду.

— Остановиться надо. Есть хочу.

Колдун, поджав губы, обвел рукой пространство вокруг.

— Где изволите сесть, сэр? Возле окна, в углу, или, может быть, в центре зала?

Броднин натянул на лицо гримасу, похожую на улыбку.

— Где надо будет, там и сяду, — и повернулся к Кольцову. — Дима, пока едем прямо.