Пограничные были

— Что-то ты мне не нравишься, Петя. Дай-ка пульс посмотрю, — и, не дожидаясь его согласия, тут же у порога взяла его руку. Через минуту скомандовала: — Марш в постель! На тебе лица нет. Саня, чего смотришь? Помоги отцу разуться — ему нельзя наклоняться.

Петр Андреевич и в самом деле чувствовал себя неважно, но все-таки возразил — больше для порядка:

— Экая ты паникерша, мать! — и опустился на табуретку, протянув склонившемуся Саньке ногу: — Разувай, сынок, выполняй команду матери.

Так вот и уложила Тася в постель Петра Андреевича и сразу же где-то на дальней заставе разыскала по телефону полковника Дементьева. Столько страху нагнала на командира части, что буквально через два часа примчался на санитарной машине сам начальник медицинской службы с гражданским врачом и медицинской сестрой из районной «скорой помощи»...

Петр Андреевич пролежал в постели около месяца, глотая таблетки. Несколько раз порывался встать и приняться за дела, но Тася была неумолимой:

— Хочешь, чтобы я овдовела раньше времени? Хочешь, чтобы дети твои остались без отца?

Тася, как известно, не умела задавать по одному вопросу.

Петр Андреевич взмолился:

— Целый пуд я этих таблеток проглотил, целое ведро в меня вкатили разных снадобий! Ведь должен быть конец!

— Еще вкатят. Лежи!

Спорить с Тасей было совершенно невозможно...

Но всему бывает конец. Пришло такое время, когда медики сказали:

— Теперь можно приступать к работе. Можно, да осторожно: по тревоге не бегать.

— А не рано? Не повременить бы хоть недельку? — усомнилась Тася.

Петр Андреевич не выдержал, возмутился:

— Ну знаешь, дорогая женушка! Надоело твое тиранство! Уже пролежни на боках появились!

Он, конечно, малость преувеличивал насчет пролежней...

Приступив к работе, Петр Андреевич заметил, что очень уж внимательно приглядывают за ним и лейтенант Бабкин, и старшина Благовидов, и заставское медицинское светило сержант Барвенко, родители которого были медиками. Бабкин не дозволял бегать по тревоге, Благовидов, у которого среди гражданских в тылу были крепкие связи, добывал творог и сметану — лучшее лечебное средство для сердечников, как он считал, Барвенко при случае напоминал: «Вам пока нельзя ходить быстро и противопоказано волноваться».

Позднее Петр Андреевич узнал, что установки эти его охранители получили от Таси...

Это, конечно, хорошие и правильные слова — «вам противопоказано волноваться». Но только не на пограничной службе выполнимы они. Около девятнадцати позвонил из поселка Горского квартальный уполномоченный:

— У нас ЧП, Петр Андреевич. В заводском клубе на танцах пьяные «волосатики» затеяли драку, поранили ножом хорошего парня, дружинника нашего Васю Егорова. Вряд ли выживет. Ножом орудовал Валерий Казаченко. Знаете такого?

— Как не знать — известный в округе дебошир. Задержали, надеюсь?

— В том-то и дело, что нет. Иначе бы не звонил. Скрылся. Может податься за границу — перспектива-то у него мрачноватая: угрожает высшая мера.

— Ну что ж, подготовимся к встрече.

Вскоре после этого пришла телеграмма из штаба части: заставе было приказано выставить дополнительные наряды и сообщались приметы Валерия Казаченко, которые, к слову сказать, и без телеграммы были хорошо известны всей заставе — этого белобрысого длинноволосого молодца, всегда неопрятного и нетрезвого, не один раз задерживали пограничники в тыловой запретной зоне.

Зимин понимал, что преступник, если он только надумает бежать за границу, попытается это сделать скорее всего на участке его заставы. Дело не только в том, что из поселка Горского сюда вели самые короткие и самые подходящие для преступника пути — параллельно шоссейной дороге вились по сопкам многочисленные тропинки и то и дело встречались плотные заросли кустарника, где в случае необходимости можно хорошо замаскироваться и отсидеться. Но еще и то надо было брать в расчет, что этот участок Казаченко знал лучше других — именно здесь несколько раз задерживали его пограничники то с грибной корзиной, то с рыболовными снастями...

Бабкин вопросительно смотрел на Зимина и ждал, что он скажет — как-никак, а первое слово всегда за начальником.

— Сегодня этим парадом будешь командовать ты, Сергей Николаевич. — Зимин отложил телеграмму в сторону, прихлопнув ее ладонью. — Так-то вот!

— При живом-то начальнике? Как это прикажете понимать, Петр Андреевич?

— Обыкновенно. Допустим, начальника нет — начальник болен. Принимай решение, отдавай приказ.

— Но обстановка-то ведь не учебная, а самая настоящая боевая!

— А не вы ли со старшиной Благовидовым и сержантом Барвенко организовали опеку надо мной? — усмехнулся Зимин, но сразу же стал серьезным. — Самостоятельности тоже надо учиться — я ведь не всю жизнь буду рядом с тобой. Действуй, Сережа, и не теряй времени — оно сейчас не наш союзник.