Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в.

В свете всего сказанного трудно согласиться с весьма категоричным утверждением А. С. Грушевского о том, что население малых непривилегированных городов, в отличие от крупных, не могло противостоять натиску наместников, было не в состоянии защитить свою «старину»[740]. Верно, что наместничий произвол представлял собой скорее правило, чем исключение, и что будничная жизнь этих городов была совсем непохожа на идиллию. Бесспорно и то, что и по объему прав и привилегий, и по возможностям их защиты малые города уступали крупным. Однако это вовсе не означает, будто все они были одинаково беспомощны перед наместничьим произволом. Выше было показано, что брянцы добились освобождения из-под власти удельных князей, а впоследствии отстаивали свои права от посягательств со стороны наместников: вполне возможно, что частая смена последних в Брянске в 1486–1500 гг. не в последнюю очередь объяснялась их конфликтами с местными жителями; характерно, что уже на следующий год после второй (из известных нам) жалобы брянцев на кн. Федора Жеславского (1499 г.) в городе оказался другой наместник. Кричевцы, как мы уже знаем, в результате упорной борьбы добились господарского решения о лишении притеснявшего их наместника его держания, а жители Мозыря — выдачи уставной грамоты, регламентировавшей деятельность и доходы наместника. После того как в 1535 г. Гомель был отвоеван литовскими войсками у Русского государства, у жителей возник конфликт с господарским наместником, кн. Василием Толочинским: в 1537 г. депутация «от всех мещан и людей волости Гомейское» явилась к королю с жалобой на его «кривды»[741]. «И плачливе били они нам чолом, — сообщал Сигизмунд канцлеру Олбрахту Гаштольду, — абыхмо другого державцу им дали…»

[742]; «ведь же и сам он мог бы тому розумети, — негодовал король на безрассудного наместника, — иж тот замок (Гомель. — М. К.) на украйне есть, а к людям украинным треба ся ласкаве заховати и не годиться им ни в чом обтяженья чинити…»[743]

. Поскольку увещевания на державцу не подействовали, в начале 1538 г. кн. Толочинскому вместо гомельского было дано оршинское наместничество[744], а пожалованный ему прежде привилей на Гомель аннулирован[745].

Таким образом, есть основания утверждать, что в ряде случаев малые города вполне успешно отстаивали свои права. Но самое главное заключается в том, что жители даже небольшого города не были равнодушны к его судьбе, активно боролись за свою «старину», и что политическая система Великого княжества предоставляла им возможности для защиты своих прав.

Осталось рассмотреть статус крупных привилегированных городов. К ним в интересующем нас регионе относились Смоленск, Витебск, Полоцк, Минск: первые два города имели жалованные великокняжеские грамоты, а Полоцк и Минск получили в конце XV в. (соответственно, в 1498 и 1499 гг.) привилей на магдебургское право. В историографии обычно города на магдебургском праве рассматриваются отдельно от других городов, однако, вовсе не отрицая специфики магдебургского права, следует отметить, что в статусе названных городов было много общего. Поэтому для нашей темы представляется оправданным выделение этих наиболее могущественных и привилегированных городских общин в одну особую группу.

Главным оплотом Великого княжества на его северо-восточных рубежах были древние русские города Полоцк и Витебск. Еще в XIII в. они попали под власть Литвы, но до конца XIV в. здесь сохранялись удельные княжества, пока их не ликвидировал Витовт, посадив там своих наместников[746]

. Тогда же (по предположению И. В. Якубовского, между 1392 и 1399 гг.[747]) оба города получили великокняжеские привилеи. Их текст до нас не дошел, но он может быть реконструирован по сохранившимся жалованным подтвердительным грамотам Полоцку и Витебску начала XVI в. Эту работу проделал И. В. Якубовский, выделивший в полоцком и витебском привилеях несколько пластов: древнейший — восходящий к «рядам» Полоцка со своими князьями в долитовский период; статьи, содержавшиеся в привилее Витовта 1390-х гг.; статьи, добавленные при подтверждении его Свидригайлом и Сигизмундом (1430–1440 гг.), Казимиром (1451 г.), Александром (1490-е гг.) и, наконец, Сигизмундом I в начале XVI в.[748] Эти наблюдения учтены мною в последующем изложении.