Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в.

Что показало это расследование, мы не знаем, но известно, что Иван Сопега еще осенью 1529 г. оставался витебским воеводой: в сентябре указанного года Сигизмунд выдал правую грамоту по иску нескольких витебских путных слуг, жаловавшихся опять же на захват их земель Сопегой, однако на этот раз воевода сумел оправдаться, предъявив документы, подтверждавшие, что он те земли купил законным образом, а не отнял силой[788]. Но это — последнее упоминание И. Б. Сопеги в качестве витебского воеводы: в «листе» от 15 ноября 1529 г. на этом посту уже значился Ян Юрьевич Глебовича, а Иван Сапега именуется воеводой подляшским[789]. Таким образом, витебляне все-таки добились своего: к ноябрю 1529 г. ненавистный державца был сменен.

К числу привилегированных городов принадлежал также Минск, получивший 14 марта 1499 г., почти одновременно с Полоцком, грамоту на магдебургское право. По содержанию она почти полностью повторяет полоцкую грамоту, с той лишь разницей, что число радцев, избираемых в магистрат, в Минске меньше — 12 (в Полоцке, более крупном городе, — 20); меньше и размер взноса, уплачиваемого ежегодно в господарскую казну — 60 коп грошей (с Полоцка — 400 коп)[790]. В том же, что касается прав и привилегий, предоставляемых мещанству, обе грамоты совпадают: минские мещане точно так же освобождаются от суда наместника и иных «врадников», переходя под юрисдикцию магистрата; они освобождаются от подвод и сторожи (но не от мыта); получают гарантии от конкуренции иногородних купцов, право пользоваться лесом в трехмильной зоне вокруг города и т. д.[791] Вместе с тем, поскольку Минск, в отличие от Полоцка, не имел областного привилея, общий объем прав и льгот жителей Минска был меньшим.

С введением магдебургского права в Минске сразу вспыхнули трения между наместником, кн. Богданом Ивановичем Жеславским, и новыми органами управления (войтом, бурмистрами и радцами), попытавшимися присвоить себе причитавшиеся наместнику доходы; жаловался кн. Богдан и на мещан, отказавшихся ремонтировать городскую мельницу. Выслушав дело, господарь принял сторону наместника и велел мещанам и раде, «ажбы наместника нашого послушны были в наших делех»[792]

. И в Минске, как и в Полоцке, видно переплетение старого и нового, та двойственность административного и судебного устройства городов с магдебургским правом, которую справедливо подчеркивал Ю. Бардах[793]. Конфликты с местным населением возникали у Богдана Жеславского и в дальнейшем: так, в мае 1528 г. рассматривался иск нескольких подданных Минского повета, жаловавшихся на «кривды» наместника; истцы выиграли дело, кн. Жеславскому было запрещено вводить новые повинности[794].

Наконец, положение еще одного крупного русского города, Смоленска, в Литовской державе также определялось особыми привилеями. Древнейший из них был выдан Витовтом, взявшим Смоленск в 1404 г., однако он не сохранился[795]. Не дошел до нас и привилей Казимира, выданный в бытность его великим князем, до получения польской короны (т. е. до 1447 г.), — как считают многие исследователи, это произошло сразу после подавления восстания в Смоленске и возвращения его под власть Литвы, в 1442 г.[796] Содержание этого документа может быть реконструировано по тексту подтверждения Александра 1505 г., в котором он именуется «привилеем-маестатом»[797]

. В ряде статей смоленская грамота обнаруживает сходство с полоцким, но особенно — с витебским привилеем, на что уже обращалось внимание в литературе[798]. Это относится к таким пунктам смоленского привилея, восходящим к грамоте Казимира, как неприкосновенность церковного имущества, гарантия права завещания, обязательство «по неволи замуж… не давати», порядок разрешения конфликтов («свар») между горожанами, освобождение от подводной повинности (кроме случая приезда самого господаря), а также добавленная позднее (после жалобы смольнян на наместника Миколая Радзивилла) статья, запрещавшая сажать «в малых делех» «через поруку… в доводню» (аналогично в полоцком и витебском привилеях «в нятство»)[799]. Ряд положений характерен именно для смоленской грамоты: освобождение горожан от тамги, обязательство не держать в Смоленске корчмы, отмена Казимиром ежегодной подати в 100 руб., уплачиваемой ранее городом; наконец, специальная запись об уравнении в правах князей, бояр и панов смоленских с князьями, панами и боярами литовскими[800].