Погребенная во льдах (Хроники брата Кадфаэля - 6)

- Я тебе верю. Конечно, именно это он и говорил. Но подумай вот о чем: в хижине был его дорожный плащ вместе с ее плащом и рясой. И притом спрятаны! А ее унесли оттуда и бросили в ручей, его тоже нашли на некотором расстоянии оттуда. Если бы он не привел тебя в ту хижину, мы бы ничего никогда не узнали. Конечно, я верю всему, что ты мне рассказал, как и ты должен поверить мне. Недостаточно решить, что мы знаем истину, если у нас есть часть сведений, даже таких ярких, как исповедь, и отмахнуться от других фактов, потому что их сложно объяснить. Вопрос о жизни и смерти должен быть снят только ответом, который объясняет все.

Ив растерянно смотрел на монаха, понимая его слова, но не видя в них выхода из тупика.

- Но как нам найти такой ответ? А если мы решим, что нашли его, а это будет неверный ответ... - он запнулся и снова задрожал как в лихорадке.

- Истина никогда не бывает неверным ответом. Мы непременно узнаем истину. Ив, спросив того, кто ее знает. - Кадфаэль быстро поднялся и потянул за собой мальчика. - Не унывай, нет ничего на свете, что было бы точно таким, как нам кажется. Мы с тобой пойдем и снова поговорим с братом Элиасом.

Брат Элиас лежал слабый и безмолвный, как раньше, однако глаза его были открыты и взгляд был осмысленный и безнадежный - видно, его мучило огромное горе, от которого не было средства. К больному вернулась память, но это не принесло ему ничего, кроме боли. Он узнал их, когда они присели по обе стороны кровати, - мальчик, не ждавший ничего хорошего от этого посещения, и брат Кадфаэль, сосредоточенный и деловитый, готовый предложить питье и наложить свежую повязку на обмороженные ступни больного. Благодаря своей огромной жизненной силе брат Элиас, находившийся в расцвете лет, был физически в приличном состоянии. Он не потерял даже пальцы на ногах и не подхватил сильной простуды. Только его сломленный разум противился лечению.

- Этот мальчик сказал мне, - просто начал Кадфаэль, - что к тебе вернулась память. Это хорошо. Человек должен знать все свое прошлое, нельзя от него отказываться. Теперь, когда ты знаешь все, что случилось в ту ночь, когда тебя бросили, посчитав мертвым, ты можешь воскреснуть из мертвых полноценным человеком, а не обрубком. Вот этот мальчик служит доказательством того, что прошлой ночью ты сделал доброе дело, - и еще сможешь сделать еще много хорошего.

Запавшие глаза смотрели на Кадфаэля с напряжением, лицо больного исказила горькая судорога неприятия и боли.

- Я был в твоей хижине, - сказал Кадфаэль. - Я знаю, что ты и сестра Хилария укрылись там, когда разыгралась метель. Тяжелая ночь, одна из самых тяжелых в этом суровом декабре. Сейчас погода становится мягче, будет оттепель. Но в ту ночь был жгучий мороз. Люди, застигнутые в такую ночь в пути, должны лежать в объятиях друг друга, чтобы хоть немного согреться. И именно так ты обнял ее, чтобы сестра Хилария не замерзла. - Темные глаза больного загорелись яростным огнем, и видно было, что брат Элиас внимательно слушает. - Я тоже, - продолжал Кадфаэль, осторожно подбирая слова, - в свое время знал женщин. Но никогда не был близок с ними против их воли, никогда - без любви. Я знаю, что говорю. Больной голосом, охрипшим после долгого молчания, слабо произнес:

- Она мертва. Мальчик мне сказал. Я причина этого. Позволь мне уйти за ней и упасть там к ее ногам. Она была такая красивая и верила мне. Маленькая и мягкая в моих объятиях, приникла ко мне и доверилась... О Боже! - взмолился брат Элиас. - Разве это правильно - так жестоко меня испытывать, когда я был весь опустошен и так изголодался? Я не мог вынести этот огонь, сжигавший меня...

- Это я понимаю, - сказал Кадфаэль. - Я тоже не смог бы этого вынести. Я вынужден был бы поступить так же, как ты. Боясь за нее и думая о спасении своей души - хотя это менее благородный мотив, - я бы оставил ее одну спящую, и ушел бы в снегопад и мороз, чтобы вернуться к ней на рассвете и вместе отправиться в дальнейший путь. Ты ведь так и поступил?

Ив наклонился и, затаив дыхание, с горящими глазами ждал ответа. А брат Элиас продолжал сокрушаться:

- О Боже, как я мог ее оставить! Почему у меня не хватило стойкости и веры, чтобы выдержать это томление... Где покой, который мне обещали, когда я принимал постриг? Я ушел и оставил ее одну. И она мертва!

- Мертвые в руках Божьих, - сказал Кадфаэль. - И Хьюнидд, и Хилария. Не надо желать, чтобы они вернулись. У тебя там защитница. Ты полагаешь, ее душа не знает, что когда ты ушел в лютый мороз, то завернул ее в свой плащ, а сам убежал от нее в одной рясе? А это была убийственно холодная ночь, и ты должен был находиться на улице все часы, оставшиеся до рассвета.

Хриплый голос ответил:

- Но этого оказалось недостаточно, чтобы помочь ей или спасти. Мне следовало быть более сильным в вере, чтобы противостоять искушению, посланному мне, и оставаться с ней, хотя все во мне горело...