Пойте, неупокоенные, пойте

– Изнасиловал, – отвечает Па. – Она была сильной женщиной, руки у нее были почти такие же крепкие, как у него самого, от сбора урожая и шитья, но она не была ему ровней по силе. Ударь кого-то в голову достаточно сильно, и человек теряет сознание. Ее лицо – ее было не узнать. И, возможно, ничего бы и не случилось с Синим за такое, если бы она не оказалось любимицей жены сержанта. Той, кого она всегда вызывала, чтобы развесить белье, натереть полы или присмотреть за детьми. У Синего хватило мозгов, чтобы это понять. Так что он оставил ее там, с полосатой юбкой, задранной на голову, закрывая окровавленное лицо. Оставил ее, пускающую кровавые пузырьки. Собрался бежать. Но до того, как успел толком убежать, он встретил Ричи. Я не знаю где. Был ли Ричи около кухонь или туалетов или переносил инструменты из одного места в другое, но когда Синий бежал, Ричи был с ним.

– Я сам их нашел, – говорит Ричи. – Он слезал с нее. У него были большие руки, все в крови. Он был одним из самых сильных боевиков, мог любого, считай, уложить на лопатки. Он спросил меня: Хочешь себе такое же личико, каку нее, парень? Я ответил, что не хочу. И тогда он махнул одной из своих больших рук и сказал: Иди сюда. Я пошел, потому что не хотел, чтобы он сделал мое лицо таким же красным, как у нее. И еще пошел, потому что был сыт по горло этим местом. Потому что мне хотелось уйти.

Лес вокруг нас – один густой темно-зеленый плетень: дубы, стелящиеся низко и широко, лозы, обвившие стволы и свисающие с ветвей, ядовитый сумах и болотный кипарис, магнолии, растущие вокруг нас, образуя круглую стену.

– Ты пошел за ними? – спрашиваю я.

Ричи так сильно наклоняется к Па, что, если бы он был жив, он бы наверняка упал. Его челюсть ходит из стороны в сторону, зубы скрипят друг о друга.

– Да, – отвечает Па, сжимая молоток так сильно, что его костяшки белеют, а потом он расслабляет руки. Снова сжимает молоток, снова расслабляет руки.

– Да, – говорит Ричи. – Да.

Журавль разрезает воздух, серый с розовыми коленями, над моей головой. Он не кричит и не каркает. Он молчит.

– Что произошло?

Па снова глядит на меня оценивающе. Я отвожу плечи назад, держу подбородок твердо.

– Джоджо? – говорит он.

Я киваю.

– Синий? Он такой же был, как Свинорыл.

Свинорыл: большой жестокий белый человек, который работал с Па и собаками. Па взмахивает и обрушивает другой столб загона.

– Такие не ценят жизнь. Причем ничью не ценят.

Ричи открывает и закрывает рот. Облизывает языком зубы. Как будто ест воздух.

– Я должен был выследить их.

Проглатываю слова Па.

– По воскресеньям за женщинами меньше следили. Прошло пять часов, прежде чем кто-то нашел ее, понял, что Блю и Ричи исчезли, прежде чем сержант сложил два и два, – говорит Па. – За это время вполне можно было пробежать те чертовы пятнадцать миль до края Парчмана. Вернуться в свободный мир. Надзиратель орал на всех, его одежда была мокрой, как будто он в ней плавал. Так и до белых женщин дойдет! – кричал.

– Вполне можно, – вторит Ричи.

Голос его пустой и хриплый, как кваканье жабы, изнывающей в отсутствие дождя.

– Он так быстро бежал, – продолжает он. – Иногда мне приходилось следовать за ним только на слух. Он все время разговаривал сам с собой. Нет, не сам с собой – с мамой. Говорил, что возвращается домой. Что он хочет, чтобы она для него спела. Спой своему сыну, – говорил. – Спой.

Молоток свистит в воздухе. Термиты извиваются в своем разрушенном доме.

– Я был недостаточно быстр. Он набрел на девушку, набиравшую воду из родника. Снес ее с ног, – говорит Па. – Рванул ее платье прямо спереди. Она побежала домой, держа его за две половинки. Маленькая белая девочка с рыжими волосами. Сказала своему отцу, что какой-то сумасшедший негр напал на нее.

– Я остановил его, – говорит Ричи. – Ударил веткой. Достаточно сильно, чтобы отвадить от нее, достаточно сильно, чтобы он ударил меня по лицу.

– К тому времени все уже знали. Ричи и Синий бежали достаточно далеко и долго, до самого заката, и белые люди стали собираться. Все мужчины. Мальчики даже моложе Ричи в комбинезонах, свисавшие с кузовов пикапов. Казалось, их были тысячи. Они выглядели так, будто их лица были покрыты красным туманом в свете фар грузовика, а все остальное в темноте выглядело полностью черным: одежда, волосы, глаза. Я видел это в них: видел, как каждый из них, словно собака на охоте, склонился вперед от нетерпения. И их смех. Они не могли перестать смеяться. Я знал, что между ними двумя, между Синим и Ричи, они различий никаких делать не станут. Они увидят лишь двух негров, двух зверей, которые посмели тронуть белую женщину.