Поющая во тьме

Ужасно хотелось пить, затекшие мышцы ныли, но хуже всего было другое испытание, ожидавшее тех, кто решался вымолить прощение. Издевательства и оскорбления, тычки, щипки и мелкие камешки, сыпавшиеся со всех сторон. Любой прохожий мог плюнуть в лицо или облить помоями, осыпать отборной руганью. Ни слова в ответ, ни жеста. Принимай всеобщее порицание смиренно.

Лекс был нынешней знаменитостью. Он пользовался успехом. Горожане с удовольствием вымещали на нём недовольство за собственные неудачи и выплёскивали озлобленность. Гнилые очистки, комья грязи и плевки облепили его с ног до головы. Вытерпеть. Всего до заката, а после все эти праздно шатающиеся недомерки спешно спрячутся в свои норы.

Лекс стал развлечением для местной шпаны. Мелкая ребятня стояла на расстоянии нескольких шагов и упражнялась в меткости. Каждый раз, когда кто-то из них попадал в желаемую цель, приятели шумно поздравляли счастливчика и пытались переплюнуть его успех. Как же повезло этому городу, что тварь жила не внутри него, а делила душу пополам с Ани! Потому что он уже давно бы выпустил монстра наружу, дав ему как следует полакомиться.

Рядом с ним остановилась женщина и вылила ему на голову свежей воды. Это была Мейрим. Она отирала его лицо тряпкой, разглагольствуя о прощении и снисхождении, о становлении на истинный путь верноподданного жителя долины. Ему хотелось откусить эту руку, бережно отирающую его лицо. Он скорее бы согласился на то, чтобы его облили дерьмом с головы до ног, чем терпеть эту заботу, преподнесённую со снисходительным видом. Лекс с удовольствием представлял, как скоро вывернет все суставы этой руки или раздробит ей пальцы, но для виду всё ниже опускал голову, изображая искреннее раскаяние и смирение.

Оно того стоило. Он вытерпел все унижения, которые выпали ему за прошедшие сутки, и со следующим рассветом один из жрецов велел ему подняться и следовать за ним. Лекс поднялся, вытаскивая из кожи глубоко вонзившиеся зёрна, размял затекшие ноги и нетвердой походкой пошёл вслед за жрецом. Единственное, что хоть как-то доставляло ему удовольствие, так это то, что жрецам-чистильщикам сегодня перепало много работы.

Стены Порицания были грязны как никогда. Горы отбросов и помоев. Лекс и сам сейчас источал ароматы сточной канавы и старой мусорной свалки. Как оказалось, перед очами верховного жреца следовало представать абсолютно чистым и обнаженным, дабы он видел все твои изъяны и тайные помыслы. Для начала Лекса загнали в общую купальню, выдав ему мыльного раствора с терпким запахом и кусок шероховатого камня. После его обрили наголо и нарисовали красным на макушке знак богини Красной Луны, всунули в руки деревянную чашу, в которой следовало подносить подаяние и погнали к Жрецу.

Лекс был не единственным. Перед ним стояло еще двое, таких же обнажённых и наголо обритых, с деревянными чашами в руках. Они стояли перед массивными дверьми, ведущими в главную залу, мелко трясясь от холода и страха. Перед ними распахнули двери и пригласили войти внутрь, построив их в ряд.

Лексу ни разу не приходилось бывать при подобной церемонии, всё ему было ново и незнакомо. В центре залы на возвышении сидел Жрец, а у его ног — молодой преемник. Как оказалось, суток пребывания под стенами Порицания было недостаточно, вымаливание прощения продолжалось и здесь. Жрец снисходительно смотрел на медленно приближающихся просителей, равнодушно заглядывал в чашу для подаяния и кивал, проронив несколько незначительных слов. Обрадованного счастливца уводили восвояси мелкие служители.

Лекса ткнули в спину, настал его черёд. Он посмотрел на жреца, самодовольно сидящего на возвышении. Девяносто три шага отделяли его от жреца. Девяносто три поклона, преклонения лбом и лобызания каменного пола, выложенного красной мозаикой, с редкими вкраплениями жёлтого. Девяносто три раза подряд унизиться перед этим ублюдком. Лекс сжал зубы и начал свой путь, пообещав, что этот напыщенный выродок расплатится за каждый миг унижения. Потом. А сейчас он окружил себя плотной стеной, не позволяющей никому проникнуть в его мысли, и медленно шёл к цели.

Предыдущих просителей Жрец отпускал почти сразу же, но на Лекса он воззрился с немым вопрошающим видом. Лекс чувствовал щекочущие прикосновения к голове, словно тот пытался найти слабое место и подсмотреть, что творилось у него в мыслях. Не сегодня, святоша, мысленно ухмыльнулся Лекс, дав жрецу прочитать ровно столько, сколько он ему сам позволил. Жрец довольно улыбнулся.

— Ты пришёл молить о прощении, Лекс?

Лекс кивнул и воззрился на жреца с видом блаженного.

— О прощении для кого? — жрец медленно тянул слова, явно наслаждаясь превосходством и властью.

— Для себя. Теперь, когда путы обмана и колдовства сброшены, я ясно вижу, насколько неправеден был мой путь. Я решил посвятить себя служению Богине.

Ложь давалась легко. Напыщенные слова соскальзывали с языка, повисая в прохладном воздухе храма. Он оболгал бы и родную мать, и заклал бы на словах всех, кого потребовалось, если бы это приблизило его к желанной цели.