Поющее сердце. Книга тихих созерцаний

Что сталось бы с нами, людьми, если бы мы лишились духовных даров этой родины? Чем были бы мы без жара в сердце, без огня в молитве, без озаряющей очевидности в познании, без пламенной интенсивности в воле и в делах, без повелевающей, вдохновенной силы в очах? Но не значит ли это, что все наше лучшее достояние — самое благородное, самое прекрасное, самое мощное, что в нас есть — произошло от огня?..

* * *

И мы, христиане, знаем этот великий религиозный символ, им живут наши мысли и чувства. Вот почему мы именуем Христа Спасителя «Светом истинным» (см. Ин. 1, 9) и крещаемся от Него Духом Святым и огнем (Мф. 3, 11; Лк. 3, 16). Мы называем себя

сынами Света (Ин. 12, 36) и чаем Духа Святого в образе «языков огненных» (см. Деян. 2, 3). А когда мы читаем эти слова: Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся! (Лк. 12, 49) — то в сердца наши нисходят пламя и свет и мы знаем, коего мы духа…

* * *

Но огонь в моем камине на исходе. Он гаснет и меркнет, и надо проститься с ним. «Иди на покой, благое и чистое пламя, и будь благословенно за все: за твой свет, за твое тепло и за твое утешение…»

У моря

Давно я уже мечтал выбраться из этого душного города. Давно я уже томился в этой давящей, оглушающей уличной жизни, в этом городском существовании, полном горя и грязи, где все напрягает, выматывает и на каждом шагу ранит сердце. Туда, туда, на вольный простор, где все пределы снимаются и где даль раскрывает свои блаженные пространства… Как я мечтал о море…

И наконец — это состоялось… Тогда, давно, первый раз в жизни, когда я приобщился к этому счастью.

* * *

То, о чем я мог только мечтать, — встало предо мной, как живое видение. Далекий, уходящий, исчезающий простор; он так тихо раскрывается, так легко дается, так ласково зовет. Взор впивается в него, ищет его предела и не находит и радостно предчувствует, что и там, дальше, где предел глазу, нет предела простору. Здесь нет границ, а ведь каждая граница есть запрет и разочарование… Здесь нет стен, а ведь каждая стена есть обида и угроза… О, как мы привыкли сидеть в клетках! Как мы связаны, подавлены, запуганы в нашей жизни! Как мало мы можем, как немного мы видим, как урезаны наши горизонты, как скудна наша жизнь! Сколь многого мы лишены — и даже не замечаем этого!

Но здесь… Здесь — праздник пространства, здесь царит Беспредельное, здесь дышит воздух, здесь живут бесконечные возможности. Я упиваюсь этим воздухом, я глотаю его. И сердце мое раскрывается, становится огромным и блаженным и наслаждается потоком этой разрешающей, зовущей любви… Как если бы мир хотел сказать мне великое и благостное слово приятия, прощения и примирения…

* * *

И только потом, насладившись простором, помню, я заметил внизу огромное, тихое, но подвижное поле воды. Спокойно, мощно катило море свои гребни — куда?.. Темно-синее, задумчивое, погруженное в свои и в небесные мысли… Как будто вялое, с виду утомленное и, в то же время, играющее, легкое, не знающее тяжести, не ведающее труда. Огромная живая равнина. С виду — обильное, неисчислимое множество; на самом деле — единое, дышащее существо. Странное — и приветливое; такое многосложное — и такое простое. Само величие — в царственной тишине; сама стихия, излучающая кротость и благость. Всем; и мне, и для меня… За что же мне? О, незаслуженная благодать… О, нежданная милость…

В сердце родится тихая грусть… Укор? Раскаяние? Почему мне всегда было «некогда»? Почему я впервые приобщаюсь к этому счастью? Боже мой, как скудна была доселе моя жизнь! Как много я упустил! Какое богатство я утратил!.. Я вижу, я понимаю: это благостное лоно могло прожить без меня еще целую вечность… И все же… Оно как будто бы ждало меня, готовило мне дары, оно согласно принять меня и осчастливить. И ныне прощает мне и мое долгое отсутствие, и мой поздний приход… Мне будет все предоставлено, все открыто, все даровано, если только я открою ему мое сердце и буду внимать и созерцать…

* * *