Пока я спала

Маруся медленно поднимает руку и, словно спрашивая взглядом разрешения, подносит ее к моему лицу. Теплые пальчики ложатся на щеку, ноготки прочесывают жесткую бороду.

— Колючая, — усмехается уголком губ.

Я завороженно читаю эмоции на ее лице. Интерес, любопытство, удивление.

Маруся проводит большим пальцем по моим губам, и я впиваюсь руками в столешницу позади. Этого слишком много. Хочется увернуться, уйти, чтобы не дать слабину, но я стою и позволяю жене знакомиться со мной. Это честно.

Я справлюсь.

Она приподнимается на мысочках и несмело касается моих губ своими. Её тело льнет к моему, распространяя жар, забивая легкие запахом, а кровь — бурлящим желанием. Когда ее язычок раздвигает мои губы, а сдаюсь.

К черту.

Она этого хочет.

Обхватываю ее талию руками, впиваюсь пальцами в долбанную рубашку, желая разорвать ее на мелкие куски, лишь бы избавиться от любого намека на другого мужчину. Издаю утробные звуки, потому что не знаю, как все это сдержать в себе. Я скучал. Боже, как я скучал.

Отвечаю на ее несмелый поцелуй — глубоко и жестко — не раскидываясь на робкую пробу, потому что знаю — в любой момент она может отобрать и это. Тело колотит звенящей потребностью. По спине прокатывается волна дрожи, оседая в ногах. Маруся остается робкой совсем недолго, и вот, ее пальчики уже ныряют мне под свитер, поглаживая кожу, а язык борется с моим в поединке.

Она совершенно безумна.

Разве можно так со мной поступать?

— Нельзя, — шепчу, отрываясь от пьянящего рта, когда ее руки ложатся на пояс брюк.

Сумасшедшая. Она совсем не в себе.

— Это поможет, — нашептывает мне в рот, продолжая дергать мой ремень.

Я обхватываю ее лицо ладонями и вглядываюсь в горящие глаза. Затуманенный взгляд ловит меня на крючок, и я плюю на все договоренности с собственной совестью. Я так долго играл хорошего парня, может, он ей не нужен? Может, именно это и станет нашей новой точкой отправки?

— Маруся, — шепчу ей на ухо, покрывая поцелуями шею. Кожа под моими губами покрывается мурашками. Какая она чувствительная.

— Не называй меня так, — хрипло смеется она, впаивая пальчики мне в плечи. — Это ужасно.

Хорошо, хорошо, хорошо. Все, что скажешь.

Ее рот снова цепляет мой. Я крепче сжимаю жену в руках. Приподнимаю над полом и подсаживаю на стол, от которого мы в одном шаге. Тот глухо бьется о стену под нашим давлением. Маруся скрещивает ноги у меня за спиной, а сама откидывается назад, ловко орудуя пальцами над мелкими пуговками на рубашке. Я учащенно дышу, пытаясь реанимировать сжавшиеся от возбуждения легкие.

Не верится.

Все как во сне.

Впрочем, уже через секунду громкий плач из детской из него вырывает.

Глава 9

Он животное.

В хорошем смысле.

Эти руки, эта его борода. Завел меня с пол‑оборота, и я тут же поверила в сказку про «жили долго и счастливо». И почему я раньше на таких вот мужиков‑мужиков не заглядывала? Такой пласт утех пропустила!

Я тихо взвизгиваю, когда большие мозолистые руки сжимают мою талию до хруста костей и подсаживают на стол. О, да. Мне нравится такой поворот. Обхватываю йети ногами, чтобы не сбежал, и начинаю скоро расправляться с пуговицами на рубашке. Испытываю едва уловимое чувство проблеска памяти. У меня давненько этого не было. Да. Это не прямо воспоминание, но твердая уверенность. Не было. Давно. Все тело в предвкушении!

Муж тяжело дышит, прожигая взглядом на моем теле горячие дорожки. Губы, шея, ключицы, грудь. Погоди, ты еще лучшее не видел! Или видел? Конечно, видел, вот я глупая. Ну так сейчас увидишь больше! Или он уже знает все мои фишечки?

Черт. Это же для меня все впервой, ново и горячо, а он наверняка меня уже вдоль и поперек меня изучил. От этой мысли становится даже немного грустно. Но я достаточно эгоистична, чтобы радоваться, что не он на моем месте, а я, и испытаю сейчас что‑то феерическое, потому что со мной это еще не происходило.

Пуговицы поддаются легко, и уже через мгновение я распахиваю полы рубашки, чтобы продемонстрировать, что под ней ничего нет. Что? Я подготовилась.

Тянусь к бородатому мужу за поцелуем, но он останавливает меня за плечи.

— Марсель, — говорит, смотря в сторону коридору.

И тут я слышу. Да, точно. Ребенок плачет. Просто я не привыкла реагировать на такие звуки, я с ними себя не ассоциирую.

— Нужно его покормить, — Миша берется за полы моей рубашки и сводит их вместе, а затем делает шаг назад, выпутываясь из моих ног. Отстой. Надеюсь, он не намекает на то, что это сделать должна я?

Кидаю взгляд на свою грудь, пытаясь определить, являюсь ли молокозаводом для маленького существа за стеной. Я бы почувствовала, да? Типа, она же должна становиться больше, пышнее там, тяжелее, не? А у меня все та же аккуратная двоечка, гордо держащая форму.

— Я сделаю смесь, — Миша поворачивается к кухонным шкафам, уверенно достает синюю коробку, встряхивает, снимает крышку. — Ты пока иди его покачай.

Фух, пронесло. Но покачать?

— Э… нет, я…

— Боишься? — муж оборачивается и стреляет взглядом в мою все еще неприкрытую грудь.

— Я совершенно ничего о детях не знаю, — почему‑то шепотом отвечаю я.

Вроде как выдаю свою страшную тайну.