Пока муж в командировке

- Ну да, ну да… Вот ты мне скажи: какого черта лепить из ребенка нечто возвышенное, если все эти воздушные идеалы несовместимы с реальной жизнью? Какого черта делать из человека святого, когда жизнь требует обратного? Почему не сказать ребенку правду? Почему не научить его быть сильным, стойким, изворотливым, жестким, хитрым…

Катька задохнулась от возмущения. Молчала и я, так как не знала, что ответить подруге.

Катька нахмурила красивые брови и сосредоточенно уставилась в скатерть. Наконец вздохнула и первая прервала затянувшееся молчание:

- Понесло меня… Прости, Машка, что-то я сегодня не в духе. Ты наелась? Тогда пошли в комнату, - предложила Катька. - Полюбуемся Левитаном и Айвазовским. Кстати, мне твой Айвазовский нравится больше Левитана! Если бы у меня были деньги, я бы его купила!

Я промолчала, но мне снова стало неловко перед подругой. Я все время испытываю тягостное чувство, когда Катька напоминает о нашем социальном неравенстве. Честное слово, я бы ей эту картину подарила! Ведь Катьку я знаю с детства, нежно люблю, и останавливает меня только одно: Катерина такой подарок не примет. Сочтет шубой, брошенной с барского плеча, оскорбится - нашей дружбе конец. И что я тогда буду делать? Разве я умею жить самостоятельно?

Мы вошли в гостиную, и Катькино внимание переключилось на парадный мамин портрет, встречавший входящих холодным гордым взглядом. Катерина остановилась у картины, задрала голову.

- Да, красивая была женщина Елизавета Петровна, царствие ей небесное… И сильная. Петрова дочь, иначе не скажешь. Сколько ей было лет, когда она умерла?

- Пятьдесят, - ответила я.

- Значит, тебя она родила в двадцать один год?

- Ну да! Мне сейчас тридцать…

- Студенткой была, - продолжила Катя. - Представляешь? Это же сумасшедшая нагрузка! Ей кто-нибудь помогал?

Я покачала головой. Помогать было некому. Бабушка с дедом умерли, когда маме исполнилось восемнадцать. Она сама пробивалась. Слава богу, был талант, голос, характер.

Катя еще раз задрала голову, посмотрела маме прямо в лицо.

- Уважаю, - призналась подруга. - Мало таких женщин в жизни видела.

Я отошла от портрета, села в кресло, взяла из вазы яблоко.

- Веришь, я ее тоже мало видела, - сказала я с грустной улыбкой. - Мы с мамой почти не общались. Я даже не знаю, какая она была. Ну, то есть помню нечто царственное, богиню, снизошедшую к смертным, а больше ничего.

Катерина оторвалась от созерцания маминого портрета, подошла ко мне и плюхнулась на диван.

- Зато я своих предков часто лицезрею, - сказала она сердито. - Так часто, что выть хочется. Как деньги на водку понадобятся, так сразу вспоминают, что у них дочка есть. Алкаши проклятые! Ненавижу!

- Кать, может, их полечить? - предложила я неловко. - Есть же хорошие клиники.

- Ага! - Катька покрутила пальцем у виска. - Ты чего, с дуба упала? Да разве они согласятся?! Разве они добровольно откажутся от такого удовольствия?!

- Можно отдать их на принудительное лечение. Давай посоветуемся с Пашкой…

- Прекрати! - перебила Катя.

Она выбрала яблоко, повертела его в пальцах и вдруг раздраженно швырнула в сторону. Закрыла лицо ладонями и просидела в этой позе целую минуту. Я испуганно застыла в кресле, не зная, что сказать. Да и надо ли что-то говорить в такой ситуации?

- Прости, - встрепенулась Катя, отрывая ладони от лица. - Что-то я совсем расклеилась. Не стану я ими заниматься. Мне бабка квартиру оставила, и спасибо ей за это. Хоть небольшая квартирка, но все же моя. А эти уроды пускай живут как хотят! Не желаю вмешиваться!…

Тут подруга прервала сама себя. Помолчала и вдруг решительно сказала:

- Мария, нужно выпить. Иначе я за себя не ручаюсь. Упаду, забьюсь в истерике. Тебе это надо?

Я вскочила с дивана. Катька приподнялась, поймала меня за руку и усадила рядом.

- Не мельтеши! Я принесла бутылку виски. Думала дома напиться. Давай, Машка, тащи бутылку и рюмки. И конфеты прихвати, которые купил этот жлоб Тепляков. С паршивой овцы хоть шерсти клок… И лед тащи.

Катерина откинулась назад, положила голову на изголовье дивана, закрыла глаза. Я с сочувствием смотрела на ее бледное лицо. Подруга выглядела очень усталой.

Я бросилась на кухню. Быстренько собрала все на большой расписной поднос. Катька сидела в прежней позе: голова запрокинута назад, глаза закрыты, губы твердо сжаты. Лицо у подруги было бледное и какое-то неживое.

Я опустила поднос на журнальный столик, осторожно дотронулась до Катькиного плеча.

- Катерина!

Подруга не ответила. Я испугалась и, вцепившись в ее плечи обеими руками, хорошенько встряхнула.

- Голову оторвешь! - резко остановила меня подруга.

- Слава богу! А мне показалось, что ты не дышишь!

- Не дождешься!

Катька открыла глаза, осмотрела принесенный мной поднос. Отлепилась от спинки дивана, расставила стопки, открутила крышку бутылки. Разлила виски, взяла стопку за короткую толстенькую ножку и выпила единым духом, молча, без тоста. Поставила стопку на стол, выбрала конфету.

- Ничего себе! - удивилась я. - Даже тоста не произнесла! Прямо как на поминках.

- Ты давай, давай, пей! - напомнила Катька. - Мне одной как-то не «комильфо».