Пока мы не встретились

– Я вернусь через несколько минут, – сказала она Питеру и больше ничего не стала объяснять, Кэтрин спустилась по лестнице, кивнула по пути Уоллесу, который выглядел очень величественно в своем новом костюме. Уоллес поклонился ей со всей почтительностью, сжав губы и состроив на своем смышленом личике бесстрастную мину.

Все переменилось с тех пор, как Монкрифа принесли домой раненого.

– Он спал спокойно, – сообщила Кэтрин, – теперь собирается вставать и одеваться.

Лицо Уоллеса просветлело.

– Очень радостно это слышать, ваша светлость.

– Сомневаюсь, что мне удастся удержать его в спальне, Уоллес. Но из Балидона ему выходить нельзя.

Они обменялись понимающими взглядами.

– Как скажете, ваша светлость. Я передам прислуге.

– И поблагодарите их за сочувствие.

– Спасибо, ваша светлость. Я все передам. – И он снова поклонился.

– Глинет вернулась? Уоллес покачал головой.

Кэтрин прошла в библиотеку, минуту постояла на пороге, ожидая, пока глаза привыкнут к яркому свету, струящемуся в широкие окна. В комнате Монкрифа она задернула шторы и погасила свечи, чтобы он лучше спал.

Пройдя к эркеру, она села за письменный стол и задумалась. Почему возница стрелял в Монкрифа? Куда делась Глинет? Вопросов было слишком много. Почему почерк Монкрифа показался ей знакомым?

Кэтрин открыла верхний левый ящик, где находилось несколько остро отточенных перьев и две плотно закрытые чернильницы. В одной были черные чернила, в другой – коричневые. В правом ящике лежала бумага. Во втором ящике хранилась переписка Монкрифа с поверенными, в третьем – гроссбухи и книги учета. Кэтрин ни за что не стала бы читать личных писем мужа, она пролистала несколько страниц, только чтобы найти его подпись. «М» он писал с большим наклоном, но не размашисто. Другие буквы были похожи на надпись на пузырьке.

Кэтрин закрыла ящик и откинула голову на спинку кресла. Отсюда просматривалось все пространство библиотеки, кроме нескольких ниш на втором этаже. Сидя здесь, Монкриф мог видеть внутренний двор замка, череду холмов и леса, ограждающие его владения, широкую ленту реки у стен Балидона.

Почерк Гарри не может быть похож на почерк Монкрифа. Вот она, та мысль, которая занозой застряла в мозгу. У них разное образование, они происходят из разных слоев общества. Один – сын мелкого дворянина, другой – герцогский отпрыск. Один отличался прискорбной слабостью характера, другой был воплощением благородства и чести.

О Боже, о чем она думает!

Остался всего один ящик. Кэтрин осторожно потянула за ручку. Ящик оказался запертым. Кэтрин нагнулась и увидела маленькую замочную скважину. Где может быть ключ? На минуту Кэтрин задумалась. Если ящик заперт, на то должна быть причина, и крайне неприлично так дерзко вмешиваться в чужие дела. Но любопытство взяло верх.

Повертев головой, она увидела на полке маленький фарфоровый кувшинчик. У ее отца была привычка хранить нужные вещи в неожиданных местах. Возможно, Монкриф спрятал ключ почти на виду.

Кэтрин заглянула в кувшинчик. Там было пусто. В шляпе у маленькой бронзовой обезьянки тоже оказалось пусто. Рядом стояла большая резная шкатулка, из которой исходил чудесный аромат, и где лежало нечто похожее на ладан. Кэтрин уже отчаялась найти ключ и тут обнаружила его в красной китайской вазе на постаменте в углу.

Сунув ключик в скважину, и осторожно поворачивая его, она уверяла себя, что есть еще время справиться со своим неуместным любопытством. К тому же содержимое может ее разочаровать.

Через секунду Кэтрин поняла, что не готова к такому поступку, и повернула ключ, чтобы убедиться – ящичек по-прежнему закрыт, но тут произошло неожиданное – он выскочил из пазов, едва Кэтрин до него дотронулась. В ужасе от совершенного она задвинула его на место, но в тот же миг осознала, что именно там увидела, и медленно выдвинула ящик опять.

Внутри ничего не было, кроме пачки писем, перетянутой кожаной бечевкой. Кэтрин отлично знала этот почерк, потому что сама написала эти письма.

В радости и отчаянии, страдая от одиночества и неопределенности, Кэтрин писала Гарри. Писала о своих надеждах и мечтах, о трудностях и своих достижениях. Она всегда с жадностью читала его ответы и постепенно все больше влюблялась в автора этих нежных и поэтичных строк.

Откуда у Монкрифа ее письма?

Отец ходил от камина до двери и обратно.

– Так он умер?

– Я уверена, что нет. Ты бы уже услышал. Кэтрин до сих пор тобой восхищается.

– Но не благодаря тебе, – хмурясь, пробурчал он. Его круглое, почти ангельское лицо сейчас побагровело так, что никто из паствы, пожалуй, не узнал бы сейчас своего пастора, ведь его всегда считали человеком умеренного темперамента, и ошибались. Во всяким случае, в отношениях с дочерью он никогда не проявлял терпимости. Им всегда было нелегко вдвоем, и особенно сейчас. – Ты не можешь здесь оставаться.

Глинет слишком сильно стиснула пальчики Робби, он захныкал. Глинет наклонилась, чтобы успокоить мальчика.

– Отец, мне некуда больше идти, – сказала она, распрямляя спину.

– Раньше об этом надо было думать.

– Нет, отец, мы с Робби должны остаться здесь.

– А что я скажу людям?