Пока смерть не разлучит...

Генерал Мену совершенно напрасно вступил в переговоры с мятежными секциями, когда в Париже снова зазвучали призывы к восстанию. Монархисты вопили, что результаты плебисцита подделали: народ не мог проголосовать за то, чтобы новый парламент на две трети состоял из цареубийц. Еще бы: они-то намеревались получить большинство в обеих палатах, а уж тогда до замены пятиголовой Директории одной головой в короне оставался бы всего один шаг. Барабаны били общую тревогу; их гром отчетливо слышался в Манеже. "Встретим смерть с отвагой истинных друзей Свободы!" — воскликнул Лежандр. В свое время Конвент допустил досадный промах, позволив монархистам вступить в Национальную гвардию. Теперь у них было двадцать пять тысяч штыков, и командовал ими генерал Даникан. Полтора месяца назад он приехал в Париж из Вандеи, произнес в Конвенте гневную речь о жестокостях республиканских военачальников, а потом подал в отставку. Поневоле пожалеешь о расправе с якобинцами — вот кто не стал бы миндальничать! Впрочем, в полночь опомнившийся Мену отбросил мятежников кавалерийской атакой к самому холму Монмартр, но веры ему больше не было. Генерала разжаловали и арестовали, а командующим внутренними войсками назначили Барраса. Теперь он должен был спасти Республику.

Вот тогда-то на трибуне и появился невысокий, худощавый молодой человек в потрепанном мундире без знаков отличия, с красивым, но изможденным лицом и длинными каштановыми волосами, по-республикански распущенными по плечам. Его невнятную речь то и дело прерывал кашель. "Кто это?" — спросил Баррас у Фрерона. "Генерал Пушка", — ответил тот. А, так это и есть Наполеон Буонапарте, герой Тулона… Он отказался от назначения в Вандею, и его вычеркнули из списков генералов. Что ж, он наверняка хочет получить свой шанс реабилитироваться.

…Итак, в распоряжении Наполеона всего три батальона, что-то около пяти тысяч штыков. Негусто. На кого можно опереться? Брюн, Кильмен… А это кто? Похож на гасконца.

— Иоахим Мюрат, командир эскадрона 21-го полка конных егерей!

— Мюрат, отправляйся сейчас же в бывший лагерь Марсовой школы и привези оттуда сорок орудий. Руби всех в капусту, если нужно, но пушки мне привези! Головой отвечаешь! Ступай!

Надо перекрыть все подходы к Тюильри, особенно с улицы Сент-Оноре: именно с той стороны находится большинство мятежных секций. Предрассветную атаку удалось отбить, но повстанцы сейчас перегруппируются и вернутся. Вот и Мюрат! Молодец, быстро обернулся. Два восьмифунтовых орудия поставим здесь — против церкви Святого Роха, чтобы простреливалась и вся улица Нёв-Сен-Рок.

Вот они идут — большой, плотной колонной. "Картечью! Пли!" Первые залпы их не остановили: ряды сомкнулись, зазвучали выстрелы; под Наполеоном убило коня. Хорошо, что он успел установить батарею у входа в этот тупичок: три орудия с одной стороны, три с другой. "Огонь!" "Патриоты" бросились на "роялистов"; грохот выстрелов сменился жуткими звуками рукопашной. Человеческая волна схлынула, оставив на мостовой мертвые тела, но это еще не конец — вон идет вторая колонна. "Картечью! Пли!" Они отчаянно отстреливаются — те, что оказались в ловушке на крыльце храма. "Огонь! Огонь!"

…Сад Тюильри был теперь одновременно штабом, военным лагерем, биваком и полевым госпиталем, куда сносили раненых; жены и дочери членов Конвента сделались сиделками и помощницами хирургов. К наступлению темноты всё было кончено: на ступенях церкви Святого Роха осталось лежать триста убитых, конница преследовала разрозненные отряды повстанцев, в тюрьмы свозили арестованных. Наполеон Буонапарте отчитался Баррасу в выполнении поручения и отправился домой — спать.

Он смертельно устал, но сон не шел — слишком велико было возбуждение. Наполеон сел к столу и принялся за письмо к Жозефу: кратко, четко изложил события двух последних дней и свою роль в них. "Как обычно, я не получил ни царапины".

А ведь сегодня тринадцатое число! Он всегда избегал важных дел тринадцатого и по пятницам. Хотя, с другой стороны, по григорианскому календарю тринадцатое вандемьера IV года — это пятое октября 1795-го. Наполеон встал и подошел к окну, заранее зная, что он там увидит. Вон она, в темном небе, — крошечная, но яркая. Его счастливая звезда.

* * *

— Роза, позволь тебе представить генерала Буонапарте! — Наполеон услышал голос Барраса и обернулся. — Вот он, наш генерал Вандемьер!

Под руку с Баррасом стояла темноглазая брюнетка в "греческом" платье, с мелко завитыми локонами, спускающимися ниже плеч, с совершенной формы грудью и браслетами на изящных руках.

— Мы уже знакомы, — сказала она жеманным голосом. — Вы ведь меня помните, генерал?