Пока смерть не разлучит...

Конечно, Пишегрю, председатель Совета пятисот, не рассчитывал исключительно на новые выборы, чтобы забрать всю власть в свои руки, он тоже готовил переворот. Просто Баррас опередил его — всего на один день.

Восемнадцатого фрюктидора Воблан должен был произнести речь в Совете пятисот, потребовав ареста "триумвиров" — Барраса, Рюбеля и Ларевельера, а Пишегрю перешел бы от слов к делу. Но вот этот день наступил, и Пишегрю уже в Тампле.

Что скрывать, Баррас получил фору благодаря Жозефу Фуше. Верткий как уж, он из "Жиронды" всполз на "Гору", а сброшенный с нее, не утонул в "Болоте". Фуше знал всё и всех и снабжал Барраса ежедневными полицейскими сводками: кто, где, с кем, о чём. Это было и в его интересах: если бы роялисты взяли верх, "лионскому палачу", набившему свой личный погреб конфискованным бургундским, не простили бы расстрелов аристократов картечью — так быстрее, чем на гильотине. "Кровь преступлений удобряет почву свободы и укрепляет ее мощь" — так он оправдывался перед Робеспьером, а когда понял, что не оправдаться, примкнул к тем, кто его сбросил. По словам Фуше, заговорщики собирались убить Барраса, чтобы он "ответил за девятое термидора". Найдется ли в Тюильри и Люксембурге хоть один человек, на чьих руках нет ничьей крови? У Карно они в крови по локоть! Вот почему народ не пойдет никого защищать — они все одним миром мазаны. А "новые люди" — лавочники, интеллигентики, разбогатевшие крестьяне — побоятся замараться красненьким. Пишегрю-то грязи не боится, и деньги для него запаха не имеют: Лазарь Гош даже не принял агентов "белой партии", а Пишегрю польстился на миллион наличными, звание маршала, губернаторство в Эльзасе и замок Шамбор, это из-за его бездействия Журдану пришлось отступить на левый берег Рейна… Если бы не Буонапарте, его предательство не раскрылось бы, ведь военный министр Бартелеми ему кум.

Ожеро теперь требует идти дальше: зачем было устраивать переворот, если всё останется, как было, — Совет пятисот, Совет старейшин, Директория из пяти человек? Баррас должен править один! Ура Баррасу! И Талейран тут как тут: не нужно быть слишком мягкотелыми! Какая депортация? Гильотина! Как говорил Барер, только мертвые не возвращаются.

О нет, они возвращаются! Умерев, преступник становится мучеником. Это живому никто бы руки не подал, а мертвого поднимают на щит. И вот он уже тащит за собой в могилу своих убийц. Дантон не зря не хотел отдавать под трибунал жирондистов, хотя и был с ними не согласен. Кровь Дантона пала на Робеспьера, кровь Робеспьера на… Нет, Баррас разорвет этот порочный круг! Уже разорвал. Барера же не казнили; его должны были выслать в Кайенну, как и Колло, но судно оказалось не готово, и он сбежал. Он до сих пор где-то прячется; беглый преступник не опасен: он никому не верит и всех боится. Вот почему Баррас позволил сбежать Карно. Пишегрю и Бартелеми вышлют в Гвиану; надо написать в Ла-Рошель, чтобы судно подготовили заранее.

А Талейран, однако, выдал себя. Баррас всегда презирал его: беспринципный лицемер, способный продать что угодно и продаться кому угодно. Это Жермена де Сталь, дочь Неккера и жена шведского посла, уговорила Барраса ввести ренегата-спекулянта в правительство: человек, от которого все отвернулись, будет лобызать единственную протянутую ему руку. Талейрана сделали министром иностранных дел, он тотчас известил об этом генерала Буонапарте, отправив ему в Италию подобострастное письмо; Буонапарте в очередном рапорте Директории написал, что сделанный ею выбор "делает честь ее проницательности". Возможно, он в самом деле так думает, но главное — он хотел, чтобы Баррас знал о письме Талейрана. Этот корсиканец не так прост…

— Вы главный человек в Директории, ее костяк и правая рука, у вас военная жилка, вы замените Карно! Если бы я имел счастье стать вашим коллегой, я почел бы за высшую честь повиноваться вам во всём, как сын повинуется отцу!