Пока смерть не разлучит нас

Задерживаться не хотелось, сразу из дворца мы отправились домой. На обед остановились в людном заезжем дворе, и уже в глубоких сумерках въехали в Восточную долину. В середине пути меня победила усталость, и под мерное покачивание кареты я заснула так крепко, что даже видела сны. Очнулась, когда экипаж остановился. За окошком появился знакомый фонтан с потекшим огрызком почти растаявшей статуи на спине гордого грифона.

Доар выбрался первым и подал мне руку:

– Выходи.

Спросонья плохо соображая, я едва не сверзилась на брусчатку и проворчала:

– Не дай светлые боги что-нибудь сломать. Мы же оба окажемся прикованными к кровати!

– Я буду носить тебя на руках, – с иронией предложил Доар.

– Не зарекайся.

В следующее мгновение он ловко сгреб меня в охапку и подхватил на руки, крепко прижав к груди. На нас смотрела охрана, а Эрл открыл парадные двери.

– А ты тяжелее, чем выглядишь, – отвесил бывший муж «комплимент».

– Поставь меня обратно, – попыталась вырваться я.

– Не крутись, – цыкнул он.

Затем торжественно перешагнул через порог и оглядел лакея, скромно прятавшего глаза.

– Светлых дней, риат Гери.

– Светлых дней, Эрл.

– В вашей спальне никого нет.

– Приятно слышать.

Даю руку на отсечение, сегодня кухня будет восторженно обсуждать, что между хозяином и эссой, перепортившей дом, наконец треснул ледник, и, возможно, теперь она (я) не станет портить настенные ткани.

В центре холла Доар пошел медленнее, и его руки заметно напряглись.

– Не пойму, ты опытным путем пытаешься определить, сможешь ли таскать меня по дому, если вдруг я действительно что-нибудь сломаю? – тихо спросила я.

– Молчи, Аделис, – процедил он.

– Тебе тяжело, да?

– Ты портишь романтичный момент.

Я не находила ничего романтичного в том, чтобы вдвоем скатиться с лестницы, но мужчина проявлял буквально баранье упрямство. Подозреваю, что доволочь даму до комнаты было делом принципа. Мог просто перенести через порог, все равно бы зачлось.

В середине лестницы я как-то странно начала сползать вниз и вцепилась Доару в плечи. Перед мысленным взором вдруг мелькнула пугающая картина: мы двое, замотанные с макушки до пяток перевязочными бинтами, неподвижные, как мумии, лежим на соседних койках и вяло переругиваемся, кто виноват в полете с лестницы.

– Отпусти, пока мы оба целы. Клянусь, Доар Гери, если ты себе что-нибудь сломаешь, я не буду таскать тебя на закорках! Придется ездить в кресле.

– Не дрыгайся, – процедил он сквозь зубы. Он вовсе не злился, но, по всей видимости, говорить и подниматься с женщиной на руках, стремительно тяжелеющей с каждой преодоленной ступенькой, было непросто.

И ведь донес! Ввалился в покои, спиной толкнув дверь, дотащил до кровати. Мы вместе рухнули на покрывало в одежде, обуви и даже в пальто. Сил хватило только на то, чтобы скинуть намявшие ноги туфли, вытряхнуться из верхней одежды и вырубиться, уткнувшись лицом в подушку. Третью нашу ночь мы спали как убитые.

Я проснулась от странного волшебного чувства. За окном рассвело, холодную комнату заливал седой свет. Осторожно спустившись с кровати, на цыпочках я подобралась к окну. До подоконника не хватило жалкого шага, но я замерла, стараясь не потревожить спящего Доара. На улице шел долгожданный снег. Кружились крупные хлопья, землю накрывало мягким воздушным одеялом. Хотелось выйти наружу, танцевать под снегопадом, ловить ртом крошечные замерзшие кристаллы…

– Снег пошел, – вдруг услышала я за спиной хрипловатый голос Доара.

На талию легли мужские ладони, и от неожиданности я вздрогнула. Он прижался к моей спине сильным крепким телом, склонил голову, щекоча теплым дыханием.

– Нестерпимо хочу целовать тебя, Лисса, – вдруг тихо произнес он.

Я повернула голову и посмотрела в его лицо. Он ответил пытливым взглядом. Ни следа сна. Мгновение было сладким, тягучим, как патока, наполненным предчувствием неизбежной развязки. В Эсхарде ходит поверье, что пара, поцеловавшаяся в ту минуту, когда на землю опускается первый снег, никогда не расстанется. И мне нестерпимо хотелось целовать обнимавшего меня мужчину. Я мягко прижалась приоткрытым ртом к его губам.

Явь походила на сон. Доар не торопился, не позволял нам обоим, как безумным, сорвать одежды, нарочно сдерживал. Я согласилась с правилами. Демонстрируя мое нетерпение, за окном билась снежная стихия, кружились в хаотичном танце снежные хлопья.

– Тихо, Лисса, – усмехнулся он, заметив, что на улице начинается настоящая круговерть. – Ты засыплешь снегом долину.

– Весной растает, – прошептала я.

Реальность была наполнена осторожными движениями, мягкими касаниями, горячими ласками. Доар дразнил: медленно расстегивал пуговицы на моем платье, осторожно опускал покровы. Обнажил плечи, нашел губами крошечную родинку, чуть прикусил кожу, заставляя меня выгнуться. Я плохо помнила, как стаскивала с него рубашку, как с наслаждением прижималась губами к груди, а потом – снова к губам. Изгибалась, ластилась, как кошка, желающая сладких поглаживаний.