Доар решил последовать примеру секретаря и устраниться от разговора разозленных женщин. Видимо, собирался подпирать дверь снаружи.
– Оставлю вас.
– Мне нечего скрывать. – Я сняла пальто и бросила на спинку дивана.
– Ты собираешься говорить при нем? – брови мамы поползли на лоб.
– У него есть имя, – сухо заметила я.
– К сожалению, я помню имя риата Гери, его самого и обстоятельства, при которых нам не посчастливилось познакомиться.
– Не стесняйся пользоваться этим знанием, – выразительно изогнула я бровь.
– Аделис, не смей разговаривать со мной как с подружкой, – процедила мама.
– В таком случае не забывай здороваться с хозяином, когда входишь в чужой дом!
– Ты меня решила научить хорошим манерам? – уголок ее рта дернулся.
– Дамы, может быть, присядем? – вклинился Доар.
Предложение было встречено гробовым молчанием. Никто не сел. Не найдя понимания, мужчина сдался:
– Ладно, давайте постоим.
Некоторое время в комнате царила угнетающая тишина. Скандал, безусловно, ничего не решал, но внутри свербело. Более того, после эффектного появления родительницы, я сама была не прочь разбить парочку тарелок. Не обязательно фарфоровых, мне и медные миски вполне подходят. На пол они падают с замечательным грохотом, и осколки убирать не придется.
– Как ты узнала, где меня искать? Копалась в моих вещах?
– Вчера я получила письмо от эсса Анкеля и узнала, что у тебя на руке появились метки этого человека… риата Гери. Если мы избавимся от них, то твой жених…
– Мой бывший жених.
– …согласен сделать вид, что ты никогда не творила глупостей и не выскакивала замуж за риорца.
– Готов сделать вид? – Я хотела усмехнуться, но от злости только дернула уголком рта. – Предлагаю эссу Анкелю подавиться своей снисходительностью.
– Не смей выражаться, Аделис Хилберт! – процедила мама.
– Это я еще сквернословить не начала.
– Дамы… – сквозь звон в ушах донесся до меня встревоженный голос Доара. – Дамы!
Мы резко оглянулись на мужчину.
– Вы увлеклись, – мягко вымолвил он.
Вдруг я осознала, что, переругиваясь в сдержанные полголоса, как и положено двум чистокровным эссам, мы приблизились на расстояние вытянутой руки. И пусть ни одна из нас не сорвалась на пошлый крик, но от ног по паркету разбежались снежные ручейки, грозившие перекинуться на мебель и стены. Думаю, что ремонт в рабочем кабинете Доар просто не заслужил.
– Ну, все! – отрезала матушка. – Собирайся! Мы уезжаем из Риора.
– Как скажешь, – кивнула я, на кратчайшее, но замечательное мгновение вызвав в лице родительницы замешательство.
– Кхм? – послышалось вопросительное покашливание Доара.
– Извозчика уже отпустили, – махнула я рукой, – попрошу, чтобы для тебя и дорожного саквояжа заложили карету.
– Аделис, – вдруг перебил меня Доар, – выйди, пожалуйста.
– Я? – удивленно изогнула брови.
– Да, – кивнул он в сторону двери. – Позволь нам с твоей матушкой поговорить наедине.
– Ты шутишь?
– Похоже на то, чтобы я шутил? – вопросом на вопрос ответил Доар.
– Хорошо, как скажешь, – проигнорировав нарочито ехидное фырканье матери, намекавшей, как жалко выглядит моя покорность, я повернулась к двери. Тут случился конфуз: длина поводка не позволила сделать ни шагу. Передо мной словно выросла невидимая стена.
– Доар? – позвала благоверного.
– Что, Аделис? – ровным голосом переспросил он.
Я оглянулась. Он стоял, скрестив руки на груди, и не шелохнулся. Матушка наблюдала за нами с возрастающим недоумением. Наконец она обратила взор на ненавистного риорца:
– Полагаю, вы хотите объяснить, что происходит, риат Гери.
– Верно, эсса Хилберт, – кивнул он. – Вы можете устроить очередной скандал и изобразить обморок или вернуться в Эсхард, испортив отношения с дочерью, это ничего не изменит. Мы с Аделис разведены, но очень крепко связаны магией. Ни шага друг от друга. Ни днем, ни ночью.
– Вы пытались разрушить связь?
– И не раз, – подтвердил он. – Коль Аделис не может выйти за дверь, пока я стою на месте, то задам вопрос в ее присутствии: вы отдадите вашу дочь риорцу?
В следующий момент мама закатила глаза и очень прицельно упала в обморок на диван. Браво, Доар! Наладил, называется, отношения с тещей.
– Светлые боги, зачем ты ей подал идею лишиться чувств? – проворчала я. – У тебя нигде не припрятано баночки с нюхательной солью?
– Знаешь ли, в моем кабинете обычно появляются люди с нервами покрепче, – уверил Доар, – но у Эрла наверняка найдется.
Тут страдалица, видимо, посчитала, что довольно лежать на чужих диванах, надо и честь знать. И желательно вместе с этой самой честью эсхардской эссы переместиться в ложе поудобнее. Глухо застонав, она приложила ко лбу ладонь и проскрипела:
– Воды.
Дожидаться, пока дочь метнется к графину, стоявшему на подоконнике, матушка не пожелала. Не открывая глаз, тихо щелкнула пальцами и наполнила стакан.
– Подай матери воды, – прошептала она. – В этом доме ужасно душно.
– Тебе следует снять пальто, – сухо посоветовала я, подавая стакан.
В себя притворщица пришла сразу после крошечного глотка, а потом с подозрительной охотой заняла вторую по величине спальню.