Пока смерть не соединит нас

— Результаты вскрытия показывают, что причиной смерти Кристиани является именно падение. Нет ни следов насилия, ни борьбы… Да и мы не выявили на теле никаких повреждений иного рода.

— Но возможно, ему угрожали, и он упал, когда попытался бежать!

— Возможно, возможно… Согласен, Брайтенбах! — капитулировал шеф. — Я доложу прокурору, и мы проведем расследование по делу о браконьерах. Внимательно отнесемся к каждой версии. Но, по-моему, речь идет всего лишь о несчастном случае…

— Спасибо, старший аджюдан.

Прежде чем направиться к двери, Серван наградила его признательным взглядом.

— Кстати, Брайтенбах! Похороны Кристиани состоятся завтра.

— Да… Могу я пойти туда?

— Мы все пойдем.

* * *

В управлении парка царило молчание. Жюльен Мансони машинально поворачивал ложечку в чашке с остывшим кофе, Седрик вертел в руках ручку. Батист казался невозмутимым, как обычно, но легкое подрагивание губ выдавало его нервозность.

Венсан только что изложил свою версию гибели Пьера и ждал вердикта людей в сером.

— Меня смущает один момент, — внезапно произнес юный Седрик. — Если Пьер засек браконьеров, почему он не предупредил нас по рации? В таких случаях именно так и поступают.

— Я тоже так считаю, — присоединил свой зычный голос Батист. — Против этих мерзавцев мы никогда не действуем в одиночку.

— А мне кажется, что его версия вполне резонна, — промолвил Жюльен. — Я не верю в совпадения!

— Возможно, рация испортилась, — добавил Лапаз.

— Он говорил со мной за час до… до того, как упасть, — произнес Седрик. — До падения его рация работала нормально.

— Как бы то ни было, Пьер вряд ли стал бы в одиночку преследовать браконьеров, — упорствовал Батист.

— А если он случайно на них наткнулся, не заметил, как они подошли? — предположил Жюльен. — Возможно, у него не было времени сообщить нам…

— Ну, возможно, — сдался Батист.

— Возможно, — эхом откликнулся Седрик.

Сомнение медленно заволакивало комнату и мозг Венсана. Совершенно очевидно, если бы Пьер обнаружил браконьеров, он бы предупредил своих коллег. Замечание юного Седрика более чем уместно. Трудно поверить, что он столкнулся с ними нос к носу где-нибудь на повороте тропы: любой смотритель видит на километры вокруг. Пьер не отступал от правил: в этих горах он считался лучшим смотрителем.

Тем не менее несчастный случай по-прежнему казался Венсану маловероятным.

— Во всяком случае, жандармерия начинает расследование, — сообщил он.

— Ты ходил к Вертоли? — удивился Жюльен Мансони.

— Нет, это Серван, она только что позвонила мне.

— Серван? — повторил Седрик. — Говорят, ты ей нравишься…

— Я помог ей, когда она попала в аварию. С тех пор она меня ценит!

— Оно и видно, — насмешливо улыбаясь, произнес Батист. — Все женщины тебя ценят! У тебя, случаем, нет в запасе какой-нибудь малышки, чтобы меня познакомить?

После смерти Пьера никто из этих людей ни разу не улыбнулся, не пошутил. Но пришла пора преодолеть боль.

— По-прежнему холостяк? — предположил проводник.

— По-прежнему… Как бы то ни было, мне гораздо лучше одному!

— Ну, ты скажешь! — усмехнулся Седрик. — Признайся лучше, что ни одна девица не может тебя вынести! Тебя и твои замашки старого холостяка!

— Что ты об этом знаешь, маленький болван? — отвечал Батист, разглаживая усы. — Ты еще был сперматозоидом, когда я уже знал о женщинах все!

Делать вид.

Что улыбаешься, даже смеешься. Как можно глубже спрятать свое горе, свое смятение.

Команда потеряла опору. Равновесие. Но работа продолжается, завтра над вершинами снова взойдет солнце, и каждый продолжит идти своим путем. С прежней страстью, с прежней решимостью.

А также с болью, упрятанной в секретный ящичек. Болью, с которой каждый справляется по-своему.

* * *

Сегодня, в восемнадцатый день июня, солнце не удостоило людей своим появлением. Словно отказывалось смотреть, как Пьера провожают в его последнее жилище. Народу было много — разумеется, семья, Венсан и смотрители-инспектора парка. А также немало жителей долины из соседних деревень.

Венсан, сдерживая слезы, поддерживал Надю в выпавшем на ее долю тяжком испытании. Растерянные дети прижимались к обнявшим их бабушке и деду.

Андре Лавесьер, мэр Кольмара, произнес прощальное слово о том, кто всегда был его заклятым врагом. А после смерти превратился в замечательного человека, в достойного политического противника.

Смерть обладает странными свойствами…

В самой глубине церкви рядом с Мишель Альбертини стояла Серван; едва слышным голосом Мишель не преминула высказать свое возмущение:

— Гнусный лицемер!

Серван с удивлением посмотрела на нее.

— Лавесьер терпеть его не мог! — объяснила Мишель. — А сейчас говорит о нем так, словно они были закадычными друзьями. А ведь несколько дней назад они чуть не подрались, выходя из здания муниципалитета!

— Это точно? — шепотом спросила Серван.

— Еще как! Мне показалось, что они сейчас поубивают друг друга!