Пока ты пытался стать богом… Мучительный путь нарцисса

В «подогретом» виде его всегда тянуло на разговоры, и я часто была заложницей его выходящего вместе с алкоголем адреналина. Он подробно рассказывал обо всех интригах в высших эшелонах бизнеса, вплотную переплетенных с эшелонами власти, сыпал междометиями и именами, изредка вставляя глаголы и нецензурные эпитеты, отчего у меня стекленели глаза и я впадала в состояние, близкое к коме. Но на другом конце невидимого «провода» ему не нужен был участливый и включенный собеседник, ему требовались большие уши, и мои редкие мычания в ответ его вполне устраивали. В конце разговора, правда, он всегда делал многозначительную паузу, в которую полагалось вставлять восхищенные реплики. Если я слегка «западала» и пропускала этот важный момент, описание всех подробностей повторялось. Вероятно, он считал, что я не восхищаюсь потому, что пропустила какую-то мудрую и великую его мысль.

Думаете, я ни разу не задавала себе вопросы: зачем все это? зачем я его слушаю? зачем привычно поддерживаю и восхищаюсь? Задавала регулярно. И не находила ответа. Он умел завораживать, как будто подчиняя своей воле. Ему трудно было отказать. Его можно было не любить, даже ненавидеть, но к нему невозможно было оставаться равнодушной. Я дорожила своей дружбой с ним, хотя не была уверена, что он знает обо мне больше, чем мое настоящее имя и номер моего мобильного телефона. Про мой день рождения и то мог не вспомнить, если не был на него приглашен. Если он когда-нибудь (чрезвычайно редко) задавал мне какой-то лично меня касающийся вопрос, то я терялась и какое-то время даже не знала, что ответить. Загадочная односторонняя дружба. Я вроде как с ним дружу, а он со мной нет.

Да и умел ли он это: любить, дружить, интересоваться кем-то так же сильно, как собственной персоной? Не знаю… Разве что Машка была его наваждением. Создавалось впечатление, что он всегда был на нее настроен, как сверхчувствительный радар, вынужденный ловить малейшие колебания ее настроения. Она была для него каким-то очень важным, жизнеобеспечивающим объектом, чье присутствие наделяло его жизнь смыслом или чем-то вроде того.

Наверное, мне просто нравилось, льстило, что для такой важной спасательской миссии этот удивительный и, в общем, талантливый мужчина в расцвете лет выбирал именно меня. Не без этого. Конечно, нравилось. Но было еще что-то, какое-то тайное желание увидеть его восхождение, великую победу и быть причастной к триумфу. Быть частью его победы. Наивно? Еще бы. Но сердцу не прикажешь, когда нет возможностей реализовать собственное величие, хочется хоть у чужого погреться…

Кроме того, я уже давно стала маленькой частью его бывшей семьи. Выросшие девчонки непрерывно удивляли меня глубиной и яркостью своих индивидуальностей, Валюшка и так была всегда как родная, а после ее возрождения стала еще интереснее, еще притягательнее для моей души.

В ту осень все мы немного скучали по Лизе, прочно застрявшей в Италии. Прилетавшая туда Королева-мать неоднократно ее обрабатывала на предмет того, чтобы выйти замуж за Франко. Слияние капиталов двух семей было, видимо, очень выгодно обеим сторонам. Лизино замужество могло бы все значительно упростить, а так им приходилось решать возникающие проблемы бизнес-путем, что выливалось в постоянные, но пока бесперспективные переговоры.

Девочка стойко держала удар. Совладать с давлением Снежной было не так-то просто. Она умела приводить аргументы и обоснования. Но Лиза, очень мудро когда-то решившая, что вопрос замужества можно рассматривать только при неоспоримом наличии обоюдных чувств, настаивала на своем и не желала прислушиваться к советам «старших и поживших». Ее чувства молчали, и вся бабушкина бизнес-логика была неуместна и неубедительна.

Валентина переживала за дочь и всегда поддерживала ее решение в кратких телефонных разговорах. Никакое обеспеченное будущее дочери не перевешивало в материнском сознании семейное счастье. Валюшке, прожившей свою супружескую жизнь в большой любви, трудно было допустить мысль о том, что для кого-то такой расклад был необязателен. Она даже была готова, если потребуется, спорить с самой Королевой. Прежние страхи, терзавшие ее при виде этой ледяной женщины, уже не были такими удушающими.

Ромка же, наоборот, был скорее на стороне матери и даже слетал в Милан под предлогом командировки. Королева хотела, чтобы он встретился с дочерью, она прекрасно знала, что Лиза очень уважает мнение отца.