Они сидели в тихом семейном кафе, которое держал пожилой сеньор Энрико. Лизавета почти боготворила этого старика, он своим теплом, удивительным бархатным голосом с легкой хрипотцой, неторопливыми, в отличие от многих итальянцев, речами заменял ей, похоже, обоих родителей сразу. В этом месте, где на стенах висели пожелтевшие фотографии пятидесятых годов, с которых смущенно улыбалась молодая итальянка, застигнутая врасплох обожающим ее фотографом, Лиза чувствовала себя как в убежище. Этот маленький мир, созданный давным-давно, пропахший домашними ароматами и свежеиспеченной чиабаттой, уютный, обогретый и поддерживаемый этим потрясающим стариком, давал ей силы, оберегал, наполнял чем-то важным. Именно в этом кафе она предпочитала встречаться с бабушкой, сюда же пригласила и отца.
– Тебе нравится здесь, пап? Правда, уютно?
– Да, неплохо, бедновато слегка и маловато места, ну и света не хватает. А так хорошо. Как тебе здесь работается, Лизонька? – Он с плохо скрываемым пренебрежением расправил вполне чистую скатерть.
– Работается неплохо, итальянский вот учу все время, Марио говорит, что я отлично продвигаюсь в языке. Да и все, что от меня требуется с российской стороны, я тоже делаю. Еще часто читаю и перевожу контракты и соглашения, чтобы овладевать терминологией. Так что работы невпроворот. Но разве нас это когда-нибудь пугало? Правда, пап. А ты как? Как ваши дела там, в России?
– Мои-то дела неплохо, дочка, но проблем в нашем гадюшнике, конечно, хватает. Не будем сейчас о работе – ведь мы так редко видимся. Что за история с нашим Франко? Говорят, что он влюблен в тебя без памяти, но ты ему даже шанса не даешь.
– Да, влюблен. Ты тоже будешь меня уговаривать? – Худшие ее подозрения подтверждались. Неужели и отец здесь только за этим?
– Конечно, не буду. Дело твое. Просто интересно, почему ты отказываешься? Франко – отличный парень. Он, определенно, хорошая партия. Ты будешь за ним как за каменной стеной.
– Я не хочу быть «за стеной», папа. Я же не за замок должна замуж выходить, чтобы жить там за его «стенами». Чего мне бояться?
– Да нет, не бояться, я же так, в финансовом смысле…
– В финансовом, как ты говоришь, смысле я и сама хочу состояться. Я и сейчас уже зарабатываю, немного пока, но я еще студентка и только начинаю карьеру. Да, пока мне многого не хватает, маме приходится помогать. Но она сама начинает зарабатывать, и мне со временем будет легче. Я же не собираюсь останавливаться в начале пути, поэтому деньги у меня будут. Ну и потом, не выходить же замуж из-за денег. Разве это твоя позиция, пап? Ты же всегда сам жил по-другому. Вступать в такой мелкий сговор с судьбой: деньги взамен любви?
– Лиза, это просто возраст. Ты – максималистка, как все молодые. В твои годы я был таким же. Что ты можешь знать о любви в свои восемнадцать? Как ты можешь знать, любишь его или нет?
– Вот это и пугает, пап. Когда любишь, по-моему, сомнениями не терзаешься. Сердце все знает, все чувствует и не сомневается.
– О, Лиза, какие дешевые трюки, какая сентиментальность: «сердце все знает». Да если слушать только сердце, таких дров наломать можно! Много ты видела счастливчиков через пару лет после того, как они сочетались законным браком по большой и светлой любви? Ты видела, как они кидаются потом друг в друга тарелками, подаренными им на свадьбе, как делят имущество, ругаясь над каждой ложкой, какими эпитетами наделяют прежде такую неземную и любимую? А ведь так любили друг друга, что им завидовали боги. И что спустя год? Склока за склокой, перебранки, придирки, раздражение.
– Вы же с мамой жили не так. Зачем ты всех под одну гребенку? От самих людей же зависит, как жить и даже как разводиться. Я полагаю, что тех, о ком ты мне так образно рассказываешь, не больше, чем тех, кто вступил в брак по практическим соображениям. Те тоже нередко разводятся, особенно когда расчет уже больше не играет определяющей роли. А если не разводятся, то живут, скорее всего, тоже несладко, в обмане, притворстве и вечной двусмысленности.
– Это правда, с мамой мы жили не так. Но мы сейчас не о нас с мамой, а о тебе, дочка.
– Да, обо мне… Ты можешь объяснить мне один парадокс? Все отцы хотят только одного: чтобы их дочери как можно дольше не выходили замуж, по крайней мере лет до двадцати пяти. Чтобы выучились, сделали карьеру, а уж потом замуж. Почему ты-то так торопишься? Почему сейчас? Почему я не могу подождать год или два?
– Неизвестно, будет ли ждать Франко, а тем более его отец…