Пока живешь, душа, - люби!..

пасть в Сашу было нетрудно: ростом - почти под два метра, богатырского телосложения,

он всегда возвышался над толпой. Стреляли по человеку с кинокамерой.

В Мишиной книжке «Девяносто третий год» всего семь страниц. Серийное произво-

дство рекламной библиотечки, задуманной в целях поддержки нищенствующих поэтов.

Сборник-проспект тиражом в 1000 экземпляров издавался в Москве согласно Федераль-

ной целевой программе книгоиздания России. Предполагалось, что авторы эти книжки

будут продавать или распространять и таким образом о себе заявят. Будучи в столице, я

сложила тираж в две большие сумки, хотела часть оставить в московских книжных мага-

зинах, но... оказалось, что платить за продажу и хранение придется дороже, чем от того

выручка. Увезла все в Вологду. Конечно, мы ничего на этом не заработали. Раздавали,

дарили...

Великое дело делал Союз писателей России этой акцией. Поэтам давали понять, что

их творчество может быть востребовано.

СТОЛИЦА

Открывай, столица, врата,

Гульче бей, звонарь, в набат:

Убивают братец брата,

Смертным боем -

Брата брат.

Ржава память!

Мысли ржавы!

Девяносто третий год!

По державе

Две державы -

Красный сход

И крестный ход.

Триста лет, не третьи сутки

Дикий лай, стервотный вой -

Скопари и проститутки

Над Россией становой.

Орды. Морды.

Кто? Откуда?

Вурдалаки во главе.

Тянут лапы зла и блуда

К древней белой голове.

103

* * *

Александру Сидельникову

Преступную в злобе,

По-детски святую,

Туземью,

Богатую, нищую,

В вере слепую, тебя,

Больную, хмельную,

Чужую, родимую землю,

За все до удушья,

До спазм ненавижу,

Любя!

Ты вечно, Россия,

Была замордованным краем:

Воюют брат с братом,

С семьею враждует семья.

До нас пропадали.

И мы, не живя, отмираем.

Зачем же, скажи мне,

Уходят твои сыновья?!

Не плачь, мое сердце,

Не жди в этой жизни привала.

Нас матери наши

Затем ли рожают на свет,

Чтоб властная клика

На наших костях пировала?

Иначе у нас не бывало.

Не будет.

И нет.

* * *

Крестили - тебя не спросили,

Раб божий, земной человек.

Идет «пробужденье России»,

Двадцатый кончается век.

И длится, все длится и длится

В веках затянувшийся сон.

Во сне перекошены лица

Идейно озлобленных зон.

Страна, сочиненное чудо,

Прощай, суеверья игра.

Пора уходить ниоткуда.

К себе возвращаться пора.

Мечтанье - продленье обмана,

Кукушка в декабрьском лесу,

Мосток из огня и тумана,

Качающийся на весу.

104

* * *

За фронт

И за опухший тыл,

За жертвы,

За громил,

За старших пил,

За младших пил,

За то, что свет не мил.

За «Землю Малую»,

За Курск,

За-за-за-за-за-за...

За «развитой»,

За «верный» курс,

Самоубийц глаза.

За Млечный Путь,

За красный брод, -

До донышка - до дна!

За оболваненный народ.

А чаша все полна.

* * *

В передрассветном

Стоне сухожилий

Шуршит усталость,

А не благодать.

Мы за Россию

Стольких уложили,

Что уж самой России не видать.

Сгорает память.

А по гарям - зимы.

И в этих вечных зимах

Я поблек:

Так тягостно мне,

Так невыносимо

От героизма нищих и калек.

* * *

Церковь - словно погасший фонарь.

Не пойму - слышу звон или помню?

Не зови меня,

Новый звонарь,

На поруганную колокольню.

Нету веры былой.

Нет огня:

Много минуло,

Все ль миновало?

Я тебя не спасу,

Ты - меня,

Как в нашествие ревтрибунала.

Зависть правит толпой и азарт,

Срам и страх с круговою порукой.

Не зови.

105

Не вернусь я назад.

Мертвым звоном меня не аукай.

БЛАГОВЕСТ

Едва под звоны

Отворили храмы,

Как хлынули толпой

В дворяне хамы.

Не дай нам Бог,

Изменится погода -

Не миновать

Семнадцатого года.

МАТУШКА

Величают тебя белой лебедью,

Свет-Ярославной.

С безответным вопросом

Подхожу к тебе, как по ножам:

Христианка ли ты,

Если ты не была православной?

Православна ли ты,

Полосуя плетьми прихожан?

Что ж вы, братья по вере,

Мужиков забивали в колодки

И вели на торги

Продавать православных, как скот?

И шалел от бесправья мужик,

Как от яростной водки,

Наспех лоб осенив,

Торопился в дубраву на сход.

Ой, не раз ты, не раз

Спотыкалась, Россия, на ровном:

То приказ, то указ -

Проявление высших забот.

Разъясняли друг другу

Православные волки и овны:

Общей Родины нет,

Есть своя у рабов и господ.

Непролазная ложь,

Будто прежде любили друг друга.

Отвернулся Господь?

Государю и нам не помог?

С головами накрыла нас всех

Бело-красная вьюга,

И семнадцатый год

Совместил эпилог и пролог.

106

ПЕВЦЫ

Певцы-слепцы,

Нам было так по нраву,

Свой край любя,

Воспеть над ним расправу.

Мы, славя слепо,

Приближали день -

День погребенья

Русских деревень!

О как звонкомедально лесть звучала -

Разбойный улюлюкающий гимн!

С тех самых пор положено начало

Губить - одним,

А каяться - другим.

Российский панихидный день -

Наш праздник:

Гуляй, круши,

Чтобы в конце концов

За море слез,

Немыслимые казни

Посмертно обвинить вождя слепцов.

Отчизна, через сомкнутые веки

Я плачу о себе,

О человеке...

Сам пред собой - в закате золотом -

Слепой пастух,

Растоптанный скотом.

МУЖИК

Недавно в гости не просили -

Сегодня грабят.

Воронье,

Не надо каркать о России,

Вы трижды предали ее.

Кровь полевая не остыла.

Непостижимо:

Не враги -

Извечные каптеры тыла

Опять сгибают в три дуги

Того, кто мыкал все напасти,

Да в самый смак,

Да в самый шик

Тебя, Архангел серой масти,

Российский спившийся мужик!

Не от трудов душа сломалась,

От вечной лжи

Ты сдал хребтом,

И если б выпрямился малость,

Стоял бы в уровень