Пока живешь, душа, - люби!..

И З С Б О Р Н И К О В Р А З Н Ы Х Л Е Т

МАЛЬЧИШКА-ВОИН

Когда началась война, Михаилу Сопину

было десять лет.

Вот как он это вспоминает:

«Мы не успели эвакуироваться, помню,

собирались ехать в каком-то эшелоне, а в

тылу нашем уже были немцы. Бежали из-под

Харькова, в одной массе – солдаты, дети,

старики, женщины… Это был какой-то бег

исхода. Если бы нас остановили, мы,

наверное, умерли бы на месте. До сих пор не

верю, что выжил… Немцы нас нагнали.

Разорванные, раздавленные дети, их

утюжили танками. Меня ранило осколком в

голову, спас какой-то военный – замотал

голову тряпкой и пихнул в районе

Богодухова в товарный вагон, я там валялся

на опилках весь в крови.

Растолкала старушка, снова мы куда-то шли.

Снова я в скоплении народа. Помню,

уперлись в реку: горел мост и солдаты наспех

сколачивали плоты. На них люди прыгали

вместе с детьми, плоты переворачивались. И

все это под бомбежкой…»

Детей (Мишку, маленького братишку Толика и старшую сестру Катю) переправляют

к бабушке в деревню, на Курщину, но война настигает и тут:

« У нас во дворе частями Красной Армии были прорыты профильные окопы, потом

брошены. Окопы ошибочно выкопали за избой, а дом таким образом оказался на линии

огня. Начались тяжелейшие бои. Однажды во двор заскочили двое молоденьких солда-

тиков и прямо перед окнами стали устанавливать пулемет, но никак не могли его запра-

вить. Бабушка выскочила с поленом: «Куда ставите, сейчас начнут бить по хате, а здесь

дети малые!» Велела тащить пулемет на угол двора и там сама заправила пулеметную

ленту.

Когда начинались налеты, мы с Катериной бежали прятаться в погреб. Бомбежки

продолжались по трое-четверо суток… Я был в зачумленном состоянии. Когда сутками

напролет бомбят, перестаешь испытывать страх за жизнь – безразличие полное. В таком

состоянии солдаты, измотанные, спят прямо в окопах. Сейчас это совершенно не может

быть понято… Скорее бы бомба попала, кончились муки.

Как сейчас вижу солдатика с оторванной рукой: он сидел, привалившись к нашей

избе, обнял уцелевшей рукой остатки пустого рукава и раскачивался из стороны в сторо-

ну…»

В марте сорок третьего в результате неудачной операции советского командования

по освобождению Харькова сразу три армии попали в «котел»: не считая погибших,

триста тысяч солдат и офицеров оказались в окружении (выживших потом назовут

предателями Родины). Немцы были не готовы к приему пленных в таком количестве. Их

сгоняли в поле на участки, огороженные колючей проволокой, не кормили и не поили, а

пытавшихся при-близиться местных жителей расстреливали. Стопроцентная смертность,

156

тысячи больных тифом… В конце войны даже немецкий генерал Розенберг ужасался этой

советской катастрофе.

Но некоторым из окруженцев удавалось избежать плена, и они небольшими группа-

ми, в одиночку, с помощью местных жителей пробивались к своим.

Однажды в хату Сопиных постучались двое летчиков, вероятно, за самым простым:

поесть, напиться. Бабушка Наталья Степановна подозвала одиннадцатилетнего Мишку и

велела ему вывести этих людей из окружения. Сызмальства облазившие все окрестности и

прекрасно в них ориентирующиеся мальчишки действительно были лучшими проводни-

ками.

…Он их выводит, наступает расставание. Со словами благодарности летчик снимает

со своей груди «Орден Красной Звезды»: «Носи, сынок, ты заслужил». Можно предста-

вить, что значила для пацана такая оценка!

Таких орденов у него было два. В начале совместной жизни я сказала: «У тебя доку-

менты есть? Нет. Ну и не говори никому». Он и сам это понимал. Чем становился старше, тем возвращался к теме неохотнее…

Наверное, я не стала бы об этом вспоминать вообще, если бы муж перед смертью не

захотел сказать сам для радиозаписи. К нам домой пришла девушка из областного радио-

комитета. Михаил догадывался, что запись последняя, и не ошибся. Сказал: «Пусть мик-

рофон слушает». Разумеется, в эфир не прошло, но запись сохранилась.

Пятого июля сорок третьего в тех местах началось величайшее в истории Второй ми-

ровой войны сражение – Курская битва. Вместе с бабушкой и другими сельчанами Мишка

вытаскивал раненых с поля боя. Погиб братишка Толик. Михаил переболел тифом. Ушел

из дому, скитался по военным дорогам, и, как записано в предисловии к сборнику стихов

«Свобода – тягостная ноша» (Вологда, 2002 год), «периодически находился в действую-

щих войсках Советской Армии, принимал участие в боях армии генерала Москаленко».

Война закончилась для четырнадцатилетнего подростка в танковых частях в Потсдаме.

Мальчишкой присягнув на верность армии именно тогда, когда ей было труднее

всего, поэт до конца жизни не изменил позиции:

«Моя армия – это армия 1941 года - начала 42-го. Еще ближе скажу: моя армия –

отступавшая. Удивительно, я так устроен: болею за команду, которая проигрывает. Они

ближе, понятней…»

ИРИНЕ

В сорок первый,

Весел, шумен,

Я качусь,

На зависть всем,

В двадцать первое июня

На трамвайной «колбасе».

Громыхают перекрестки!

Контролеры не журят...

Гладит ветер

На матроске

Золотые якоря!

И глядят в меня игриво,

Улыбаясь вдрабадан,

Непогибшая Ирина,

Негорящие года.

157

* * *

Только вспыхнет где-то,

Дым метнув степной...