Показания гражданки Клио

— Нет, экселенц. Все дело в том, что Иешуа совершенно не хочет умирать и уж во всяком случае никакого удовольствия от грядущего он не ожидает; в этом смысле он абсолютно нормален. Когда я, наконец, вышел из тени и приблизился к ним со своим предупреждением, Иешуа велел нам обоим немедленно покинуть сад, и еще раз повторил Никодиму: позаботьтесь об учениках. Когда же я пытался уговорить его уйти с нами — ведь люди Каиафы, убив его самого, обязаны будут ликвидировать и учеников, просто как свидетелей, — он явно заколебался на миг и произнес странную фразу: «Господи! Уж не проносишь ли ты мимо меня чашу сию?» — и тут же, сразу: «Отойди от меня, Сатана!» А потом начал буквально подталкивать нас — чтобы мы уходили скорее и оставили его одного. Я видел его лицо в этот момент… Одним словом, он вовсе не сумасшедший и не тупой религиозный фанатик, которому море по колено.

— Ну так и что в результате? За каким хреном ты мне излагаешь всю эту лирику, центурион?

— За тем самым, что это никакая не лирика, а крайне важные оперативные соображения.

— Серьезно? Ну так и действуй в соответствии с ними — авось что-нибудь да выйдет. А мне, извини, и без этого есть чем заняться, — например, надо за эту ночь подготовить дела к сдаче. Не забудь, что завтра я уже буду в лучшем случае в отставке, а скорее всего — под арестом. Сперва Галилейская резидентура, теперь вот — «Рыба». Два таких провала за полмесяца — это для кого хочешь перебор, тут мне верный трибунал. Да еще надо посмотреть, что там к утру прояснится насчет Иуды; и если он все-таки не перебежчик, а проспанный мною крот… Ну, в общем, тогда дожидаться этого трибунала мне нет смысла. Такие дела.

— Ну, если «Рыба» окажется провалом, тогда конечно…

— Шутить изволите, центурион?

— Напротив, экселенц, я серьезен как никогда. В этой позиции у белых есть один ход, приводящий к победе, и я, похоже, его нашел…

Насчет победы — это, конечно, было сильно сказано. Однако по мере того, как Фабриций излагал свой план, я вновь начал чувствовать себя готовым к борьбе: глухая стена дала трещину, по ней в принципе можно карабкаться наверх, ну а уж что из этого выйдет — «будем посмотреть». Конечно, задуманная центурионом комбинация была очень сложной по технике, а риск был просто запредельным, однако в моем положении привередничать не приходилось. Вся надежда на то, что первосвященники сейчас тоже побывают в нокдауне — когда Нафанаил доложит им, что вместо вожделенного трупа имеется в наличии живой Иешуа, с которым возни не оберешься. Синедрион, в результате всех своих маневров, получил-таки именно то, чего всеми силами пытался избежать, — открытый процесс; к тому же, по случаю Пасхи, действовать им придется в сильнейшем цейтноте.

— …А теперь, экселенц — самый рискованный момент во всей комбинации: нам придется передать арестованного в руки Синедриона. Избежать этого невозможно, иначе они никогда не поверят в наш нейтралитет и полную незаинтересованность в деле Назареянина. Продемонстрировать, что во всей этой истории наше дело — сторона, и тем усыпить их бдительность — единственный шанс на спасение и для нас с вами, и для Иешуа. Однако они могут удариться в панику, и, вместо вынесения Назареянину смертного приговора, попросту ликвидируют его нынешней ночью «при попытке к бегству»; в этом случае воспрепятствовать им мы не сможем. Я, правда, уже задействовал наших агентов в Синедрионе и сориентировал Никодима, но их возможностей явно недостаточно. А вот если наутро приговоренного к смерти Назареянина передадут в руки прокуратора, то, считай, полдела — да нет, три четверти дела! — сделано. Так что еще до вступления в город нам следует передать Назареянина храмовой страже, а после этого — только молиться всем известным богам.

— А вот в этом пункте, Фабриций, нам нежданно-негаданно повезло, — и тут я в двух словах поведал центуриону о неудачном Гефсиманском покушении. — Не думаю, чтобы они решились пойти на второй заход после такого позорного прогара.

Так оно и оказалось. Во всяком случае, коллега Нафанаил, которому я тут же и передал — под расписку — арестанта, явно перестал вообще что-либо понимать в происходящем; что нам и требовалось. Фабриций же, провожая взглядом удаляющийся отряд Нафанаила, вдруг небрежно пробросил:

— Вообще-то план действительно крайне рискованный. Знаете что, экселенц: назначьте-ка меня официальным руководителем этой фазы операции — со всеми отсюда вытекающими…

— Официальный руководитель официально не существующей операции — это неплохо придумано! Скажи мне лучше вот что, центурион: вся эта комбинация — она ведь в действительности придумана тобой ради того, чтобы спасти жизнь Иешуа, а затем — вывести его из операции. Или я не прав?

— Я полагаю, что означенная комбинация весьма целесообразна в плане долгосрочных интересов Империи, — и по тому, с какой непривычной тщательностью Фабриций взвешивал слова, я понял, что угадал.

— М-да… Хреново тебе будет работать с другим начальником тайной службы, центурион.

— Затем и стараюсь, — буркнул тот. — Разрешите приступать?