По правде говоря, Мариэлла считала, что Тедди не стоит пить чай, но для мисс Гриффин чай был священным ритуалом, и после некоторых колебаний Малкольм дал традиционному чаепитию свое верховное одобрение. Мариэлла же осталась при своем мнении, что молоко с печеньем полезнее, да и Тедди больше любил молоко.
– Добрый вечер, няня, – неуверенно улыбнулась Мариэлла. Она никогда не знала, как эта женщина примет ее, поэтому всегда испытывала неловкость в ее присутствии. Столько лет спустя невозможно было что-либо доказать Малкольму, и временами Мариэлле казалось, что мисс Гриффин останется в доме навсегда. К тому же Тедди всего четыре года, и невозможно сказать, что он не нуждается в няне.
Горничная, заносчивая ирландка по имени Эдит, подала чай на три персоны. Мариэлла никогда не любила ее, но ее наняла домоправительница, и ее обожала мисс Гриффин. С шофером Эдит тоже была в дружбе. У нее крашеные рыжие волосы, развязные манеры, но белье Тедди и мисс Гриффин в образцовом порядке. Она всегда с интересом следила за гардеробом Мариэллы.
– Ну, и что ты сегодня делал? – спросила Мариэлла у Тедди с заговорщицким видом. Он очень серьезно посмотрел на нее и ответил:
– Играл. С Александром Уилсоном. У него есть поезд, – сообщил он самую главную новость, после чего стал подробно рассказывать, как устроена железная дорога, как нужно устанавливать мосты, деревни, вокзалы, почему поезд ездит и как бы ему хотелось получить такой поезд на день рождения. Странный месяц декабрь, столько счастья он принес Мариэлле и столько горя...
– Может быть, Санта-Клаус и принесет тебе поезд.
Сама-то она знала, что одну из комнат нижнего этажа уже отвели под железную дорогу, для которой Малкольм купил все необходимые атрибуты, а рабочие уже собрали ее там и установили декорации деревень и вокзалов, все в точности, как Тедди видел в этот день в доме Уилсонов.
– Я буду ждать. – Он посмотрел на нее задумчиво, а потом опять заулыбался и придвинулся чуть-чуть ближе. Он любил сидеть вот так, совсем рядом с ней, вдыхать запах ее духов, чувствовать у себя на щеке ее шелковые волосы, и тогда она принималась целовать его, совсем как тогда, когда увидела его в первый раз. Из всех людей, кого он знает, мама – самая замечательная, он любит ее больше всех на свете... даже больше, чем железную дорогу...
– А ты сделала что-нибудь хорошее? – Он всегда так серьезно спрашивал, как будто ему действительно было до этого дело. Малкольма и Бригитту он с таким же видом спрашивал, как дела на работе, и Малкольм всегда улыбался. А еще он всегда говорил, что Бригитта очень красивая, почти такая же красивая, как его мамочка, и девушке из Берлина это было приятно. Она вообще считала Тедди очаровательным малышом, и Мариэлла иногда разрешала ей сходить с ним в зоопарк, а один раз Бригитта показывала ему Эмпайр-стейт-билдинг[3]
. Эта экскурсия привела Тедди в полный восторг. Вернувшись в тот день домой, он сказал даже, что любит Бригитту.– Я сегодня ходила в церковь, – тихо ответила Мариэлла. Мисс Гриффин неотступно смотрела на нее. Тедди удивился, потому что обычно его тоже брали в церковь, а сегодня не взяли.
– А сегодня что, воскресенье?
– Нет, – улыбнулась она и подумала, будет ли она когда-нибудь в состоянии рассказать ему правду. Ей казалось, что пройдут годы, и она сможет наконец поговорить с ним откровенно. Может быть, потому что он – мужчина. Но она только добавила: – Но я все равно решила зайти в собор.
– Там хорошо?
Она кивнула. Там и вправду было хорошо... и грустно... Она увидела Чарльза, которого не видела много долгих лет. У нее не хватило духа сказать Чарльзу про Тедди. Это было бы несправедливо. Чарльз воевал с фашистами в Испании, рисковал жизнью, возможно даже, искал смерти, как искала когда-то она. Но теперь у нее был прелестный ребенок, луч надежды и света в ее пустой жизни. И сегодня, в этот особенный день, она не решилась рассказать Чарльзу, что у нее теперь есть ребенок. Она смогла сказать ему только про Малкольма. И она знала, что не будет ему звонить. Это невозможно... это безумие... Он остался в другой жизни...
– Я сходила в собор Святого Патрика. Знаешь, такая большая церковь, очень большая. Мы там уже были на Пасху.
Он серьезно кивнул.
– Я помню. А еще пойдем?
Она еще долго просидела с ним, болтая, обнимая его, потом почитала ему книжку. Наконец мисс Гриффин сказала, что пора купаться. Тедди умоляюще взглянул на мать:
– А ты останься. Пожалуйста!
Ей и самой этого хотелось больше всего на свете, но непреклонная мисс Гриффин не простит ей такого нарушения.
– Я могла бы сама его искупать, – робко предложила Мариэлла, хорошо зная, какая последует реакция. Мисс Гриффин не терпела вмешательства в ее дела.
– Спасибо, не нужно, миссис Паттерсон, – сказала мисс Гриффин, решительно поднимаясь из-за стола. – Теодор, поцелуй маму на ночь и скажи: «Спокойной ночи. Утром увидимся».
Мариэлла поняла намек.
– Но я хочу не утром. Я хочу сейчас.