Похищение Эдгардо Мортары

Это оказалось последней каплей для перенервничавшего Скаццоккьо, и он залился слезами. Да, проговорил он сквозь рыданья, пускай он — безумец из сумасшедшего дома, каким называет его папа, но он никогда не совершал ничего такого, что заслужило бы ему столь дурную славу. Да, он приходил в редакцию Civiltà Cattolica, но лишь потому, что этот журнал заинтересовался делом Мортары и Скаццоккьо просто хотел убедиться в том, что редакции известны все факты. Он счел своим долгом, как секретарь еврейской общины и как человек, хорошо информированный о деле, сделать все, что было в его силах, чтобы защитить несчастную семью Мортара. А что касается обвинения, будто бы он хвастался, что супруги Мортара никогда не попадут на прием к папе без его посредничества, продолжал плачущий секретарь, то это полнейшая ложь. Он не только никогда не похвалялся такими вещами — ему бы даже в голову ничего подобного не пришло.

Несколько смягчившись, папа заметил, что слышал, будто и сам Момоло был недоволен резкой критикой, которую обрушили на церковь газеты, так как считал, что все это лишь вредит его делу, — и, добавил папа, «он не ошибся». На это секретарь еврейской общины ответил: «Ваше святейшество, мы тоже, как и он, были недовольны вспыхнувшей ядовитой полемикой, которая, на наш взгляд, является просто плодом политических раздоров».

Прием был окончен. Вся встреча, в ходе которой евреев бросало то в жар, то в холод, длилась меньше получаса. Скаццоккьо так остро переживал унижение, испытанное от папской ругани, что, как передавали, еще долго страдал от нервного потрясения. По-видимому, Пий IX как-то узнал об этом и в дальнейшем во время ежегодных встреч с делегациями римских евреев изо всех сил старался обходиться с ним ласково[236]

.

Между тем полемика вокруг дела продолжалась, и папа черпал утешение в регулярных посещениях Эдгардо. В явной привязанности мальчика к церкви он усматривал Божий знак: сам Господь благословлял поведение папы и праведность его дела. На одной из встреч папа сказал мальчику: «Сын мой… ты дорого мне обошелся, я вынес много страданий из-за тебя». И, повернувшись к другим присутствующим, добавил: «И сильные мира сего, и бессильные пытались украсть у меня этого мальчика. Они называли меня жестоким и беспощадным. Они лили слезы, жалея его родителей, но никак не хотели понять, что я тоже отец ему»[237].

Глава 16

В Рим едет сэр Мозес

Прибыв в Болонью в начале декабря после мучительного путешествия из Рима, Момоло, как ни странно, сохранял оптимизм. 3 декабря он написал Скаццоккьо письмо, где заверял, что они с женой «добрались домой весьма благополучно, хотя только в четыре часа утра… после очень утомительного путешествия. Тем не менее Марианна находится в добром здравии, я и дети тоже». В заключение он просил римского секретаря прислать «известия о моем дорогом мальчике»[238].

Ответ Скаццоккьо весьма показателен: «Что касается Эдгардо, то я повторю то, что синьор С. Алатри [председатель еврейской общины в Риме] и все мы говорили уже тысячу раз: а именно, что невоздержная болтовня стольких газет, радостно хватающихся за любое событие, лишь бы оно возбуждало политические страсти, которые они представляют, испортила все дело. Если бы только они промолчали и дали нам спокойно заниматься своими делами, то политика законопослушного поведения, которая всегда оставалась нашим девизом, быть может, позволила бы нам достичь желанной цели, учитывая благосклонность и милосердие того, кто восседает на высоком престоле». Только отсутствие заглавных букв в последних словах позволяет понять, что секретарь еврейской общины имел в виду отнюдь не Бога Авраама, Исаака и Иакова, а папу Пия IX.

«Конечно, эти встречные обвинения в адрес журналистов не утолят вашу безмерную боль, — писал далее секретарь римской общины, — но разве нельзя и мне высказать те слова, что гнетут мою душу, питая ее горечью и гневом?»[239] Это письмо весьма примечательно. Горечь и гнев Скаццоккьо — да, пожалуй, и других деятелей римской еврейской общины — были направлены отнюдь не против папы или государственного секретаря, а против либеральной прессы, требовавшей справедливости в деле Мортары. Тех, кто так громко критиковал церковь за то, что она захватила Эдгардо, они клеймили лицемерами, которые скорее стремятся заработать себе политические очки, нежели пекутся об освобождении ребенка и о счастье его семьи. К тому же все эти критиканы швыряли камни в Ватикан с безопасного расстояния, а расхлебывать последствия их критики, общаясь с разгневанным папой и его взбешенными сторонниками, придется им — римским евреям.