Похищение Эдгардо Мортары

В первые дни после ареста отца Фелетти его дело оставалось в руках шефа полиции Курлетти. Пока монах привыкал к своей новой обители, в кабинет к Курлетти в другой части правительственного комплекса один за другим шли свидетели, и картина произошедшего за те два июньских дня 1858 года постепенно восстанавливалась. Друг семьи Мортара еврей Джузеппе Витта описал сцену прощания с Эдгардо, когда мальчика наконец забрали из объятий Момоло и усадили в полицейскую карету. Потом свидетельствовали брат и дядя Марианны Мортара: первый рассказал о том, как в кафе прибежал плачущий Риккардо, сообщил ужасную новость и попросил поскорее помочь семье, а второй — как убедил инквизитора дать семье отсрочку и как потом предъявил записку от инквизитора фельдфебелю Лючиди. Еще он вспомнил, как на следующее утро безрезультатно обивал пороги кардинала-легата и архиепископа. Бонаюто Сангвинетти, 73-летний банкир-еврей, живший по соседству от семьи Мортара, вспоминал, как выглянул из окна и увидел пятерых или шестерых карабинеров, переминавшихся под домом, а затем описал жуткую сцену, очевидцем которой он стал, когда навестил в тот вечер Мортара.

18 января все полномочия по ведению следствия перешли к Франческо Карбони — судье, который присутствовал при аресте отца Фелетти и был свидетелем того, как дерзко тот отпирался при допросе в Сан-Доменико. Вначале Карбони должен был составить официальное обвинение. Это был важный момент, потому что совсем непросто было решить, чьи имена должны фигурировать в обвинении и в чем именно будут обвиняться эти люди. Понятно, что обвинять следует отца Фелетти, который приказал схватить ребенка, но как быть с теми, кто потом исполнял его приказ? Командовал операцией полковник де Доминичис, фельдфебель Лючиди отвечал за ее осуществление, а бригадир Агостини увозил мальчика из дома в Рим. А как насчет римских начальников отца Фелетти, которые, предположительно, и отдали ему распоряжение схватить ребенка? Наверное, дойдя до выводов, которые неизбежно следовали из всех этих вопросов, судья крепко задумывался: ведь получалось, что на первом же важном уголовном процессе, который затевало новое правительство Эмилии, обвинение придется предъявлять самому папе римскому.

Не менее скользким был и другой вопрос: как именно следует сформулировать обвинение? Подпадали ли под юрисдикцию прокуроров и судов Фарини события, которые произошли в Болонье за год до установления нового режима? Могут ли они вершить правосудие над инквизитором, который в ту пору обладал официальными полномочиями укреплять католическую веру? Иными словами, могли ли правовые принципы нового государства применяться задним числом? Или, может быть, придется судить этих обвиняемых по законам старого режима? Но тогда их можно будет признать виновными лишь в том случае, если окажется, что они не повиновались тогдашним законам.

Составленный 18 января 1860 года обвинительный акт с тисненой печатью королевского правительства провинции Эмилии, гражданского и уголовного суда низшей инстанции города Болоньи, гласил следующее:

ОБВИНЕНИЕ

в насильственном разлучении мальчика Эдгардо с его еврейской семьей на основании предполагаемого крещения, случившемся в Болонье вечером 24 июня 1858 года, после чего его поместили в Дом катехуменов в Риме.

ОБВИНЯЕМЫЕ

Монах Пьер Гаэтано Фелетти из ордена доминиканцев, бывший инквизитор Священной канцелярии, арестованный 2 января 1860 года. Подполковник Луиджи де Доминичис из папской полиции, бежавший во владения его святейшества.

Итак, суть обвинения состояла в похищении. Кроме отца Фелетти, обвинялся еще де Доминичис, но не Лючиди или Агостини. Логика за этим, по-видимому, стояла такая: де Доминичис, как глава болонской полиции, должен был сам устанавливать, законен ли приказ, полученный от инквизитора, тогда как полицейских, находившихся под его командованием, нельзя было привлекать к ответственности за то, что они подчинялись прямому приказу своего начальства. Но здесь, пожалуй, важнее другое: фигура де Доминичиса олицетворяла все зло папской власти и малодушное сотрудничество с австрийскими оккупантами. Все в городе хорошо помнили, как еще недавно полицейские трусливо напали на безоружных студентов в университете. Шеф полиции, наверняка понимая, что после краха папской власти ему самому оставаться в Болонье небезопасно, бежал одновременно с кардиналом-легатом в земли, еще остававшиеся под властью Папского государства.