Еще мальчик будто бы добавил, что «будет молиться Богу о том, чтобы его отец, мать, братья и сестры тоже обратились». Отец Фелетти сказал: «Я не знаю, сколько раз родители разговаривали с сыном — всего один раз или же больше. Но я точно знаю, что у мальчика было несколько встреч с римским раввином и что он всегда оставался тверд в желании быть христианином».
Затем отец Фелетти по-своему рассказал о встрече в Алатри: «В то время, когда родители Мортары находились в Риме — кажется, это было в октябре, — директор Дома катехуменов устроил Эдгардо каникулы и уехал с ним за город на несколько дней. Когда супруги Мортара узнали об этом, они поехали туда же. Дождавшись подходящего случая, когда директор отправился служить мессу, а Эдгардо помогал ему в этом… они вошли в церковь и приблизились к мальчику». К счастью, Эдгардо был начеку и заметил опасность. «Увидев мать, которая, наверное, решила похитить его, он вцепился в сутану директора и закричал во весь голос: „Мама пришла меня забрать!“ Все вокруг оказались предупреждены, а они сами поняли, что здесь небезопасно, и ушли из церкви. Мальчик остался с директором, и они сразу вернулись в Дом катехуменов в Риме».
Узнав о том, как близка была опасность, папа «решил перевести мальчика в коллегиум латеранских каноников в Сан-Пьетро-ин-Винколи, где он находится и поныне, и живется ему там очень хорошо, он учится и делает большие успехи». Больше того, заключил отец Фелетти, когда-нибудь мальчик окажется «большой опорой и гордостью семьи, потому что крещение не обрывает узы крови, а, напротив, укрепляет почтение к ним, а значит, Эдгардо будет любить родителей сильнее, чем любят их его братья и сестры».
Следователь, выслушав эту поразительную историю про маленького мальчика, внезапно узревшего свет, отвергнувшего веру, в которой его воспитали, принявшего всей душой христианство и даже вцепившегося в сутану священника, чтобы тот защитил его от родной матери, отнесся к услышанному скептически. «А вы можете чем-то доказать то, о чем сейчас рассказали?»
«Если говорить о том, что происходило в Болонье, — ответил монах, — то я могу сослаться лишь на Агостини и фельдфебеля Лючиди. Все, что происходило по пути в Рим, может подтвердить один Агостини. А о том, что было в Риме, я получал сведения из писем от разных людей, полностью заслуживающих доверия, но их имена я не могу вам сообщить»[301]
.Теперь отец Фелетти сказал все, что хотел сказать. Карбони ушел. Тюремный надзиратель повернул ключ в замке, и монах снова остался наедине со своими молитвами и размышлениями.
Выслушав инквизитора, Карбони захотел теперь выслушать жертв — Момоло и Марианну. Сделать это оказалось нелегко — местонахождение супругов Мортара было неизвестно, ведь из Болоньи они уехали. Карбони запросил и получил право обратиться с петицией к властям Сардинского королевства, чтобы вызвать Момоло для дачи показаний, но узнал, что Момоло в данный момент находится во Флоренции по делам. Карбони выяснил, что дядя Марианны Анджело Падовани, банкир, по-прежнему живший в Болонье, поддерживает с ними связь. 1 февраля Падовани вызвали к прокурору и вручили ему письменную просьбу для скорейшей передачи Момоло, чтобы тот явился к болонскому прокурору. Через пять дней Момоло приехал в Болонью для дачи показаний.
Карбони попросил Момоло рассказать о похищении сына. Момоло заговорил, и его уже трудно было остановить. Он рассказал о том, как вечером 23 июня к нему домой явились фельдфебель Лючиди и Агостини, о том, какой ужас охватил его, когда он услышал о цели их прихода, и об отчаянных попытках, которые он предпринимал в течение следующих суток в надежде, что Эдгардо все-таки не заберут.
Когда поток горьких воспоминаний Момоло иссяк, Карбони ухватился за те моменты, которые интересовали его больше всего.
— Показывал ли вам фельдфебель Лючиди какой-либо письменный приказ о взятии мальчика?
— Нет.
— Достоверно ли вам известно о том, что, по вашим словам, данный приказ пришел из Рима и что римский трибунал установил правдивость известия о крещении?
— Об этом мне так и не удалось узнать ничего в точности.
— Можете ли вы пожаловаться на поведение полицейских в то время, когда они выполняли данный им приказ?
— Нет, жаловаться мне не на что. Фельдфебель много раз целовал меня, и многие из его подчиненных были явно тронуты нашими слезами и нашим отчаянием.
— Не пытался ли отец-инквизитор убедить вас отдать сына добровольно, чтобы вас не разлучали с ним насильно?
— Я находился тогда в таком состоянии, что уже не помню, пытался ли отец-инквизитор убеждать меня отдать сына добровольно. Но в действительности я отдал его только потому, что применялась сила. Иначе сына у меня никогда не отобрали бы.
— Между тем отец-инквизитор… говорил, что, заверив вас в том, что ваш сын будет воспитываться и учиться тем наукам, к которым у него наибольшая склонность, так что когда-нибудь он сможет стать вам надежной опорой, он вполне убедил вас и вы спокойно пошли домой и там убедили жену, что следует отдать мальчика добровольно. Это не так?