Похищение Европы

– Денис, ау! – голос матери возвращает меня к действительности. – Слышишь меня?

– Слышу. Чё ты переживаешь, сказал же – вовремя кушаю… Хорошо, не «чё», а «что», я помню. Кстати, объясни мне: «одним миром мазаны» – это как? Тем миром, который после войны, или тем который нас окружает? Это аллегория какая-то?

Ответ обескураживает меня.

– Прикольно! – говорю упавшим голосом. – Никогда бы не додумался…

Получается, не такой уж я умный, каким кажусь себе, а в данной мне стариками кличке «философ» больше иронии, чем серьёзных на то оснований. Надо порыться в книжном шкафу, там были сборники поговорок и крылатых выражений, какая-нибудь «Чаша мудрости» или «Крылатые слова». Как говорит Командор, когда не может въехать в простые компьютерные понятия: «Пора подтянуть знания, япона мать!»

По рассказам деда Тудора, в старые времена в протекающей неподалёку от нашего городка речушке водилось столько рыбы, что мальчишки ситом черпали её вместе с водой. Я это к тому, что в интернете крылатых выражений тоже хоть ситом черпай, только доверие к ним подорвано.

Копипаст – тот же испорченный телефон. Добавьте к этому элементарное желание безопасно похулиганить, или стремление прыщавого юнца обновить мысли «старых пердунов» и станет понятно моё сомнение.

То ли дело сборники, изданные на бумаге. К их созданию привлекались лучшие из лучших. Поэтому, когда в моей руке тяжесть книги, я чувствую защищённость и от ехидного тролля, и от готового лопнуть от злости завистника.

Монтана заканчивает разговор, кидает смартфон в лежащую на водительском сидении сумочку, а я всё ещё оправдываюсь:

– Какая разница – здорово или прикольно, я же не на заседании академии выступаю.

Мать столько лет боролась за чистоту русского языка, что ей трудно остановиться. А в Италии с кем бороться? Разве что с самой собой за чистоту итальянского.

– Я помню – привычка вторая натура. Буду отвыкать. Ладно, мам, давай вечером по скайпу поговорим… Ага… И я тебя целую.

Девчонка за ремешок тянет вслед за собой с сидения сумочку и объёмистый пакет с логотипом сети кишинёвских супермаркетов, с силой захлопывает дверку.

– Если так хлопать, дверь долго не выдержит, – говорю, небрежно постукивая одна об другую закинутыми к ягодицам босыми пятками.

– Твоя машина? – Вскидывает она на меня такой короткий взгляд, что я едва успеваю разглядеть в стёклах её очков чёрные квадраты своего окна.

– Была бы моя, я сайлентблоки поменял бы.

– Что?

Пытаясь понять мои слова, она смотрит в этот раз чуть дольше, и я успеваю различить в очках не только искажённую тёмными стёклами геометрию окна, но даже два крохотных силуэта своей головы, над которой ушами торчат вверх и чуть в стороны ступни ног. Зайчик из плейбоя, блин.

– Передний мост пора в порядок привести.

– Без тебя разберусь. – Девчонка щипает указательным и большим пальцами брелок сигнализации, заставляя «гольф» коротко пискнуть и моргнуть фарами.

– Что у вас ремонт так долго?

Она вместо ответа указательным пальчиком поправляет очки на переносице таким презрительным жестом, что так и хочется нагрубить ей, но я вместо этого лишь кривлю ответным презрением губы, молча смотрю, как она, постукивая каблучками, идёт к воротам, из-за которых ползёт со двора рассеянный голубоватый дым. Похоже, в соседнем дворе снова жгут огородный мусор.

Выждав пару минут, чтобы не встретиться с девчонкой в подъезде, выхожу во двор. За пятнистым стволом платана, там, где сходятся углы четырёх дворов, и голубой вьюнок оплетает провисшую сетку-рабица, горит куча растительного мусора: оставшаяся ещё с весенней обрезки винограда лоза, будылья помидоров, сухой бурьян.

Белый дым такой густой, что солнечные лучи вязнут в нём, смутно высвечиваясь где-то в глубине, придавая ползущим сквозь сетку клубам переливчатый перламутровый окрас.

Рассеиваясь и становясь прозрачно-голубым, дым заполняет всё пространство между асфальтом и виноградным небом. Послеобеденные солнечные лучи косыми прожекторами высвечиваются в дыму, пятнами лежат на асфальте, сплетаются в световое кружево.

Стуча шлёпанцами по ступеням, со второго этажа сбегает тётя Лариса с выбивалкой для ковров в руке. Я едва успеваю посторониться с её пути.

– Ну, паразит! Что ты с ним будешь делать! – Она бежит к персидскому ковру, висящему на перекладине как раз на пути ползущих во двор перламутровых клубов. – Ну, ты посмотри на него! Сколько стоит тот вывоз мусора.

На шум выходит из раскрытой двери сарая Командор. На нём камуфляжные шорты и неизменная майка-тельняшка. Вслед за ним выглядывает дядя Павел с отвёрткой в руках. Уже два дня старики собираются отремонтировать старый пылесос, но только сегодня дошли руки.

– Ты же его знаешь, – вытирая ветошью руки, Командор пренебрежительно кривит на одну сторону рот. – За копейку удавится.

– Рома, поговори с ним, – воинственно трясёт выбивалкой тётя Лариса, – а то я не знаю что! В экологию позвоню. Стучать не красиво, но ей-богу позвоню. Пусть на штрафах разорится.