Похищение из сераля

Ночью в комнату Макса (щедрый смотритель поселил мужчин по одному, а дамам выделил элитный двухкомнатный номер), которую он на всякий случай не запер, проскользнула не мышка-норушка, а красна девица по имени Агата. Макс тотчас проснулся, к девице потянулся, но получил по рукам и понял, что еще получит водопад злых слов. Они тотчас последовали, но Макс был стреляным воробьем и стал тушить девичью язвительность ласковой шутливостью в сочетании с нежными прихватами, щипочками, поглаживаниями, быстрыми поцелуйчиками (в запястье, плечико, щечку, шейку и вдруг в губки!), а потом сгреб ее в объятья и стал говорить между поцелуями как она сегодня энергична, резва, ловка, стремительна, мила, какой неизменный восторг и подъем чувств он испытывает всегда в ее обществе, а особенно вот сейчас, находясь так близко к ее женским прелестям… Вскоре последовало бурное соитие, новая сцена со слезами и новое соитие, более долгое и нежное…

Вдруг отдышавшаяся Агата отклонилась от милого дружка и выпалила:

— Я все знаю про вас с Элизабет Кински! И про то, что ты показываешь ей какие-то невиданные любовные приемы! Почему ты не используешь их со мной?

Макс оторопел, тоже слегка отодвинулся от экзальтированной валькирии, но вдруг сказал:

— Хорошо. Сейчас я покажу тебе один прием, который не применял ни с одной феминой — потому что придумал его сегодня, глядя на тыл вашего автомобиля и твою милую головку, торчащую над сиденьем. Но ты должна слушаться меня беспрекословно.

— Обязуюсь! — воскликнула Агата. — Что надо делать?

— Я зажгу свечу и поставлю ее поодаль. Теперь встань с кровати и дай мне кисти рук — я их свяжу.

— Уже интересно! — засмеялась неофитка.

— Теперь иди сюда, к этой вешалке у стены и зацепи кисти за ее верх. А теперь стой в подвесе и внимай своим ощущениям…

Прижавшись всем телом к девичьей спине, Макс обнял деву под грудями, периодически их сжимая, и стал легонько целовать ушки, перешел на шею, потом губы и вдруг впился в левую грудь всем ртом, ритмично заглатывая сосок небом. Кисть же властно сжала лобок с проникновением пальцев на клитор и в норку. Ее тело затрепетало и притиснулось ягодичным раздвоением к интенсивно напряженному фаллосу. В момент наивысшего желания и произошло их соитие, вскоре завершившееся острым, потрясным обоюдным оргазмом. Не шедшим ни в какое сравнение с вариантом «сзади, с дамой в согбенной позе или на коленях».

— Это было умопомрачительно, — согласилась Агата, оказавшись вновь в постели. — Но я уверена, что в твоем арсенале есть и другие «штучки-дрючки»!

— Что ж, — вздохнул Макс. — Предупреждал я тебя, что не стоит форсировать знакомство с похотливыми изобретениями человечества. Но лучше уж я, чем какой-нибудь козел!

Утром после завтрака Агата попросила Сашу ее простить и отпустить «на отдых» в лимузин Макса. Ну, а ее место заняла послушная Катрин. Мчались они в этот день быстрее (может быть, сказалось лучшее качество немецких дорог) и вечером прибыли в Люксембург, преодолев 520 км. Отдельного номера в этот раз Городецкому не досталось, и он хорошо выспался. Перегон между Люксембургом и Парижем Агата проехала вновь с Коловратом, явно ластясь к нему на остановках. Максим пытался быть объективным и уговаривал себя, что Агате следует выйти замуж за будущего графа. Статус ее несколько понизится, но прецеденты ведь уже бывали. Только вот глупое сердце ныло и свербило.

Первую половину дня преодолевали Арденны. Дорога была отсыпана щебнем, но дожди сделали свое дело, добавив промоин и луж. Хвойный лес на возвышенностях состоял преимущественно из елей и пихт и был мрачен. «То-то немцы здесь уперлись, разгромили англов и пиндосов и даже многих взяли в плен», — вспомнил Городецкий. Но сейчас войны не было и автомобили благополучно вырвались на равнину. А там и Реймс нарисовался: готичный, красивый, уютный. Поехали, конечно, к знаменитому собору, где традиционно короновали французских монархов и который назывался Нотр Дам! И снаружи и внутри идеально торжественная готика. Ну а потом озаботились поисками ресторана, который нашелся в нескольких минутах ходьбы от собора.

В Париж въехали в седьмом часу, с наступлением темноты, но его улицы оказались отменно освещены электричеством. Фары Саша и Макс все равно включили для обозначения себя во избежание наезда многочисленных авто. Доехав до площади Конкорд с граненым каменным обелиском, они свернули в переулок и остановились перед ярко освещенным фасадом знаменитой гостиницы «Риц». Машины их были покрыты грязью, но швейцар и ухом не повел, изображая изысканное радушие. Таким же оказался и портье, быстро отыскавший их бронь и разославший бельманов с багажом по номерам. Через два часа безукоризненно одетые дамы и господа встретились в вестибюле, осмотрели друг друга, одобрительно покивали и прошествовали в обширный ресторан.

Их ужин уже заканчивался и дамы стали прислушиваться к звукам музыки из танцзала. Вдруг шедший мимо молодой черноволосый красавец скосил глаза на теплую компанию, остановился и, уставившись на Адольфа, спросил по-немецки:

— Неужели это ты, Ауэршперг?