Похищение века

- Боже мой, как официально! - Он почти столкнулся со мной в проходе между номерами. - Какое заявление вы хотите сделать, Танечка? Нашли контрабанду?

Но, увидев на моем лице печать детективного вдохновения, а в руке неведомую бумажку, "русский испанец" сразу заразился моим волнением:

- Что это у вас?!

- Посмотрите, это почерк Хосе? Эти имена - персонажи опер? Вы понимаете, что все это значит? - Я вывалила на него сразу целую кучу вопросов.

- Спокойно, разберемся... - Клиент взял у меня бумажку. - Да, это рука Хосе! Что за чертовщина... Где вы это нашли, Таня?

- Между рамами окна. Думаю, она выпала у него из кармана, когда он вылезал на пожарную лестницу. Так вы не знаете, что это может означать?

- Понятия не имею! Определенно могу сказать только, что это действительно оперные персонажи. Кстати, все - мужские, я имею в виду теноровые партии, из моего репертуара. Аида и Виолетта - героини, мои партнерши. Но вот Марио... Марио... Марио... Нет, такого я не помню. Пожалуй, Таня, это уже из другой оперы! - Мигель засмеялся удачному каламбуру.

Я подошла к нему вплотную и тоже заглянула в записку, которую он держал в руке.

- Но кто это здесь третий по счету? - робко спросила я. - Я думала, что это Хосе зачем-то написал свое имя...

- Танечка! - только хорошее воспитание не позволило ему сказать: "Эх ты, темнота!" - Это же Хозе! Великая "Кармен"! Помните?..

Он прочистил горло, отступил на два шага, с мольбой протянул ко мне руку и пропел:

- "Навек я твой, моя Кармен! Моя Кармен... навек.., я твой!"

Никогда бы не поверила, если бы мне сказали, что коротенькая музыкальная фраза произведет на меня такое впечатление. Я услышала в ней не только мощь, от которой тоненько зазвенели подвески хрустальной люстры, но и душу, любящую и страдающую... Черт возьми, не зря они с ним так носятся, эти оперные фанаты!

Фамозо кантанте отвесил мне шутливый поклон, с достоинством выпрямился:

- Ну как, "моя Кармен"?

- Здорово! - восхитилась я. - Но что все-таки означает эта оперная "цепочка"?

- Постойте-ка... - Мигель опять посмотрел на каракули своего костюмера. - А что, если это примитивный шифр, а? Если, скажем, Хосе хотел по буквам записать какое-нибудь незнакомое слово, название? Ведь он театральный человек, и первые имена, которые придут ему в голову, - это имена оперных персонажей, причем наиболее близких ему. Давайте посмотрим...

Но я уже не слушала его, я уже смотрела. Ну конечно... Конечно! Радамес - "Р", Аида - "А", Хозе - "X", Отелло - "О", Виолетта - "В", Альфред - "А"... РАХОВА! Улица Рахова; 133! Ну, "дядюшка"!..

- Ну, Мигель! Миша...

От избытка благодарности я уже опять примеривалась к его щеке, но... Он твердо взял мою голову в свои ладони:

- Ну уж нет, не выйдет! Теперь моя очередь.

По-родственному... Я заслужил, правда?

Записка Хосе полетела на пол...

Ну, если это называется "по-родственному", то... Стало быть, мой клиент имел в виду более близкое родство, чем то, в котором мы с ним числимся. В этот поцелуй он вложил весь свой испанский темперамент, помноженный на русскую широту и непосредственность. Свидетельствую: это он тоже делает неплохо - в полном соответствии со своим кредо артиста. Ну очень неплохо!

- Мне пора... - прошептал герой-любовник, из последних сил отстраняясь от меня.

- Мне тоже."

- Вы куда сейчас, Таня?

- На улицу Рахова, 133.

- А что там - вы знаете?

- Понятия не имею. Но узнаю.

- Но это может быть опасно!

- Выходить на сцену тоже опасно: юпитер может на голову упасть. Или помост - обвалиться... А опаснее всего - для моего расследования! - нам с вами сейчас оставаться наедине.

Он страстно сверкнул глазами и увлек меня к выходу:

- Идемте, "моя Кармен"!

- Кармен? А я думала, что я Аида, вы же Радамес.

- Нет, вы Кармен, Танечка! Роковая женщина... А Хозе я тоже люблю. Собственно, у этих двух бедняг - Хозе и Радамеса - похожие судьбы: оба предают свой долг ради любви и погибают... Вот и я из-за вас, Таня, на репетицию опоздал! И, кажется, тоже уже погиб... - Мигель рассмеялся своим бархатным смехом. - Слышите, телефон разрывается? Не буду брать... Кстати, звонил наш милейший директор, Федор Ильич. Интересовался, есть ли прогресс в нашем деле. Что мне ему сказать? Ведь он тоже ваш клиент.

- Скажите ему, что все тип-топ.

- "Тип".., что? Я не знаю этого выражения.

- Ну, не все же вам знать!

Даже будучи увлечена своим "увлечением", я не забыла, пользуясь безлюдьем в гостиничном коридоре, тщательно осмотреть замки номеров 23 и 24. Как я и думала, было не похоже, чтобы в них копались отмычкой.

На шумный, забитый народом проспект Кирова мы вышли вместе. Портье сделал вид, что ему это совершенно безразлично.

Разношерстной публике "тарасовского Арбата" было, как ни прискорбно, начхать на великого кантанте Мигеля Мартинеса. "Арбат" жил своей жизнью, далекой от "великих, непреходящих ценностей человечества". Здесь Мигель был только одним из толпы. Лишь несколько ближайших женских голов повернулись в его сторону. Но только потому, что дон Марти действительно был заметным мужчиной. Даже в такой толпе!