Похищенный

Эмма подпрыгнула от неожиданности и в испуге огляделась. Кто это сказал? Мост был пуст. Она перегнулась через перила. Струи дождя хлестали Темзу. Внизу, под ней, на черной и блестящей, как машинное масло, поверхности воды взрывались и дробились бесчисленные крошечные брызги.

Эмма стояла и смотрела на воду, а в душе у нее крепло странное и непонятное чувство. Очень сильное чувство. Уверенность.

Мы все умрем.

Не только она, но и вообще все люди. Все жители Лондона. Даже Риччи, самый дорогой для нее человечек. Она знала это так же точно, как и то, что стояла сейчас на мосту. Этот прекрасный, обрюзгший, зарвавшийся и жадный город разрушится и обратится в прах, как рухнула Римская империя. Сначала будут крики, ругательства и убийства, а потом наступит тишина, и не останется ничего, кроме воды, на сотни миль вокруг.

Здесь, на мосту, ее окутало предчувствие приближающегося зла. Оно сгустилось вокруг нее, как дым или утренний туман. Перепугавшись до смерти, Эмма попыталась оттолкнуть от себя коляску с Риччи, убрать его как можно дальше от подступающего зла.

Глубокий голос зазвучал снова:

— От тебя нет никакого толку. Ты его недостойна.

— Кто это говорит? — вскрикнула Эмма. — Где вы?

— Убирайся прочь с моста! — выплюнул голос.

Эмма ухватилась за ручки коляски и побежала. Ее каблуки гулко стучали по полым плитам перекрытия.

Когда она отошла от реки, предчувствие зла ослабело, но страх остался. Она дрожала всем телом, дрожала так сильно, что коляска тряслась у нее под руками.

* * *

В тот вечер Риччи отказался есть картофельное пюре с томатом. Эмма не стала заставлять его. Опустошенная, она опустилась на диван, держа на коленях тарелку с бобами. Риччи же пребывал в прекрасном расположении духа. Он все время старался уговорить Эмму поиграть в пластмассовый крикет. Сынишка хотел, чтобы она показала ему, как молотком загонять шар в отверстие, потому что в этом случае игрушка издавала мелодичный звон: динг-динг-динг. Риччи он очень нравился.

— Посиди тихо, пожалуйста, — оборвала его Эмма.

Сердце у нее билось как сумасшедшее, а в груди нарастало жжение, как будто миллион огненных пальцев стремился вырваться наружу. Эмма постоянно думала о том, что случилось на берегу реки. О мальчишках, которые смеялись над мужчиной с обожженным лицом. О странном, потустороннем голосе на мосту. О тягостном ощущении приближающегося зла. Она часто читала в газетах о таких вещах, как атаки террористов, глобальное потепление, эпидемия птичьего гриппа. Но только теперь Эмма поняла, что если что-нибудь из перечисленного случится на самом деле, то выживут только такие люди, как те подростки на мосту. Отнюдь не те, кто похож на нее или Риччи, а люди, достаточно сильные, грубые и жестокие, способные идти по трупам.

Риччи подошел и встал рядом с нею. Улыбаясь, он положил свой игрушечный набор ей на колени. Тарелка Эммы перевернулась и упала на пол. Бобы мокрой кучкой лежали на полу у ее ног. Эмма вскочила с дивана.

— Убирайся отсюда! — крикнула она.

Она толкнула Риччи, толкнула по-настоящему, сильно и грубо. На мгновение ее захлестнула дикая ярость. Ради всего святого, она же думала о нем! О том, что будет с ним, если с ней случится что-либо непредвиденное. Неужели он не может быть ей благодарным хотя бы капельку?

Риччи отлетел на несколько шагов и приземлился на попу. Подушка на мягком месте оказалась внушительной, вряд ли ему было больно. Эмма взглянула на него, чтобы удостовериться в этом. Он сидел на полу с открытым ртом, и на лице у него было выражение сильнейшей обиды и невероятного удивления. Эмма отвернулась. Опустившись на колени, она принялась соскребать вилкой бобы с ковра и складывать их на тарелку. Спустя несколько секунд, в течение которых Риччи потрясенно молчал, не пробуя ни возмутиться, ни закричать, она снова посмотрела на него. Обиженно оттопырив нижнюю губку, он плакал. Не громко, взахлеб, как обычно, а молча, давясь слезами, которые серебристыми ручейками стекали у него по щекам.

— Ох, Риччи… — Сердце у Эммы готово было разорваться от жалости. — Иди ко мне.

Она протянула к малышу руки, но он отвернулся. Слезы побежали быстрее. Это было решительно непохоже на Риччи. Изрядно встревоженная, Эмма оставила в покое бобы и подошла к сыну, чтобы поднять его с пола. Он замер, не шевелясь у нее на руках, напряженный и тяжелый, и лишь тер глаза кулачками, упрямо отворачиваясь от нее.

— Риччи… — Эмма готова была расплакаться сама. — Прости меня, пожалуйста. Что с нами происходит? Что я наделала? Что я наделала?

Позже, когда он заснул, она подошла к кроватке, чтобы взглянуть на сына. Желтоватый свет из коридора падал ему на лицо. Эмма положила руки на перила кроватки и затаила дыхание. Риччи лежал на спине, забросив пухлую ручку за голову, его грудь судорожно вздымалась и опускалась в такт неровному дыханию. Щеки у него были мокрыми и блестели. Он выглядел очень несчастным.

Сердце Эммы болезненно заныло.