— Значит, так и о станусь бесполезной дурой! — я вновь залилась слезами. — До мэра мне не добраться, никакой от меня пользы.
Виктор растерянно потоптался рядом, еще раз погладил меня по голове и быстро предложил:
— Вроде, завтра прессуха будет в мэрии. Вот туда вас под видом журналистки могу провести, запросто. А дальше уж сами.
Я согласно кивнула, и позволила своему визави за руку поднять меня со стула, вывести из бара и загрузить в белый фургончик. Уже собираясь назвать свой адрес, вдруг подумала, что негоже в таком виде показываться на глаза матери и маленькой дочке, и назвала адрес Оскара. Машу тоже не следует нервировать, но наверняка она уже видела телерепортаж с места событий, так что еще сильнее я ее не расстрою.
Маша и в самом деле выглядела достаточно встревоженной, но, получив мое полубездыханное тело из рук Виктора, решительно отвела меня в ванную и практически насильно умыла лицо. Затем набрала номер моей матери и попросила провести с Ликой ночь.
— Ну почему ты так расклеилась? — усадив меня на кухне на мой любимый стул с изогнутой спинкой и наливая в огромную чашку крепкий сладкий чай, спрашивала она, пытаясь заглянуть мне в глаза. — Ты же понимала, что похититель вряд ли оставит девочек живыми.
— Наверное, до последнего надеялась, что уж Леночку успею найти вовремя, — я почти протрезвела, но соображала еще с трудом. — Он же должен какое-то время держать свои жертвы у себя? Иначе зачем с такими сложностями похищать? Если правда на органы, почему голова девочки оказалась в мусорке сквера?
— Этого я тоже не понимаю, — в кухню вошел Оскар и тяжелым кулем плюхнулся в кресло. — Такого за всю свою работу в следствии не видел. Письма от маньяков читал. Разные предметы, похищенные у жертв и возложенные на самодельные алтари, видел. Но зачем же подбрасывать части тела на всеобщее обозрение? Не вяжется тут что-то.
— Может, просто псих? — предположила Маша. Она тоже заметно нервничала, но держалась неплохо.
— Тогда почему мы его два года поймать не можем? — зло спросил Оскар. — Вся наша полиция против одного умалишенного, и никак?
— Это вопрос к твоей полиции! — выкрикнула я.
— Ладно, а тебе пора забыть об этом деле, — устало ответил он. — Насколько я понимаю, тебя мать девочки наняла, чтобы найти ее. Считай, нашла. Все, баста.
— А этот урод пусть и дальше у всех на глазах ворует детей?
— Полина, кроме тебя, его есть кому искать, — от усталости он еле ворочал языком.
— Хотя бы скажи — сколько Леночка еще прожила… после?
— Экспертизы пока не готовы, но полагаю — около трех дней.
— А могли ее и в самом деле — на органы?
— Понятия не имею, — выдохнул он. — Судя по сегодняшнему дню — вряд ли. Черные трансплантаторы точно не желали бы такой популярности, нафига им?
— Маньяк, рвущийся к славе… — нерешительно начала Маша. Ее лицо сильно побледнело и осунулось, отеки под глазами стали виднее, Оскар выпрямился, внимательно посмотрел на нее и резко сказал:
— Мария, давай так: либо прекращаем все разговоры об убийствах, либо наша гостья прямо сейчас нас покидает.
— Прекращаем! — быстро сказала я. При одной мысли о том, что придется уезжать домой и смотреть в испуганные глаза дочери, меня бросила в дрожь.
— Даешь слово? — не дожидаясь ответа, он поднялся и, тяжело ступая, вышел из кухни.
Дверь с глухим щелчком закрылась, мы с Машей переглянулись, и затихли. Я пыталась выпить чаю, но горло сжимало спазмами, и, устав бороться с горячей жидкостью, я поставила чашку на стол.
— Абьюзер, — сердито проворчала наконец Маша.
— Нет, он прав, — вяло возразила я. — Ты так долго ждала этой беременности, нельзя тебе нервничать сейчас.
— Можно подумать, если мне рот заткнуть, я сразу успокоюсь, — но она спорила, скорее, по инерции. Немного помолчала и спросила: — Полина, тебе так плохо… а где же Саша?
— В командировку уехал, вернется через две недели, — тихо сказала я. — Маша, мне легче от его присутствия все равно не станет.
— Но почему? Ты никак не можешь его простить? Он же так старался! — подруга нервно барабанила еще тонкими пальцами по краешку стола. — Что ты Лике скажешь, когда она подрастет?
— Скажу, что у нее есть папа и мама, — устало ответила я. — Она и сама это знает, что тут пояснять-то?
— Почему вы с папой вместе не живете!
— Но… как же объяснить тебе, дорогая? — я с трудом собралась с мыслями. — Ты ведь помнишь, как я его любила. Я умереть за него была готова. Такой кострище пылал, аж до небес пламя. А потом… как будто в костер плеснули чем-то, какой-то густой мерзостью, и он потух. Я тоже сначала поверить не могла, что это конец. Думала, просто обида меня мучает, а под ней огонь по-прежнему пылает. Надо лишь проявить великодушие, простить его.
Я замолчала, Маша по-прежнему барабанила пальцами по столу, но уже не так нервно.
— Словом… прошла моя обида, он и правда очень старался. И оказалось, что под ней уже ничего не горит. Одни угли, даже не так — один пепел остался. Маша, я его давно простила, но… больше не люблю.
Глава 11