Похититель всего (СИ)

Вдалеке по-прежнему висел туман. Энсадум подумал, что он никуда и не уходил, просто время от времени отступал, а спустя какое-то время возвращался. Пелена была сплошной, однородной, и в ней не угадывалось никаких черт, как например, в городе, где тоже бывают туманы, но почти всегда за белой дымкой прячутся здания и уличные фонари, очертания которых неизбежно проступают. А здесь — ничего. Ровная серая хмарь, словно кто-то разбавил в стакане воды каплю-другую черной акварели.

Довольно долгое время шорох мелкого камня под его ногами был единственным звуком, который сопровождал Энсадума. Некоторое время он пробовал говорить вслух что-то ободряющее, без особого успеха.

Вслед за этим Энсадум попробовал считать шаги — главным образом за тем, чтобы сопротивляться одолевающей силе холода, но быстро сбился.

Тем временем рядом с предыдущими полосами от колес появились следы от копыт.

С тех пор как использовать любые механизмы от самых простых до сложных стало невозможно, в качестве основного средства передвижения вновь стали использовать лошадей.

Поезда, автомобили, корабли — все пришло в негодность.

Энсадум еще помнил, что такое автомобиль. Или паровоз. В детстве они с отцом раз или два садились в "повозку" без лошадей, и на четырех колесах. Правил сам отец, и руки его при этом были одеты в черные перчатки, а на лице были большие авиационные очки. Впрочем, пользовался он автомобилем скорее для развлечения, чем для поездок куда-нибудь на дальние расстояния. Для этого использовали поезд. Энсадум хорошо помнил, как они с отцом и матерью поднимались по ступеням вагона, а затем шли по узкому коридору, где с одной стороны располагались двери купе, а с другой — широкие окна из обрамленного в металл стекла. Он помнил чрево поезда: сплошь деревянные панели с редкими вкраплениями металла и хрусталя; помнил тихий шорох открываемых дверей. И запах! Особенно — запах. В поезде пахло всем и сразу: мазутом, деревом, кожей, а еще — солнцем, выпечкой, свежей газетой, только что сваренным кофе. Эти запахи напоминали ему о доме. Оно и неудивительно: путешествие из одного конца в другой могло длиться неделями, и люди буквально жили в поезде.

Рельсы были проложены не только по всему Заворашу, но и вели в Ашкеллон и даже на территорию варварского Мензаррабана, где степи постепенно переходили в пустыню. Будучи ребенком, Энса неоднократно задумывался над тем, где же все-таки заканчиваются железнодорожные пути. Возможно, они обрываются где-нибудь у болот Зазулы? Или тянутся по Тинатрону еще некоторое время, петляя между топей, покуда окончательно не погрязнут в трясине? Или исчезают под песчаными наносами Мензаррабана подобно диковинным стальным змеям, зарывающимся в пологие склоны барханов?

Казалось, что на поезде можно было объехать весь мир, что все пути связаны друг с другом.

Энсадум шел уже почти час, думая о том, сколько бы времени понадобилось ему, будь он на автомобиле или, скажем, на поезде. Или верхом на лошади, как те налетчики. Передвигались они явно на лошадях, затем оставили их где-то неподалеку от его предполагаемого маршрута, подготовили ловушку и принялись ждать. Сколько они так ждали, сказать было сложно. Что же действительно было нужно тем людям. В голову шел только один ответ: саквояж. Вернее, не сам саквояж, а его содержимое.

Энсадум давно понял, что для некоторых людей кровь имеет особое значение. Это было сродни вампиризму или примитивным верованиям — выпить кровь другого, чтобы обрести его качества. Значит, кому-то понадобилась кровь того человека.

Только сейчас Энсадум начал задумываться, каким же образом он получил это задание. Ничего конкретного ему вспомнить не удавалось, а это значило, что именно это поручение не отличалось ничем от других таких же. Нужно было всего лишь добраться в определенное место и взять кровь. Ни имени умершего, но имен его родственников практику знать не положено. Это не запрещено, просто никто не вникает так глубоко. По идее, практика не должна интересовать даже причина смерти человека, или — кто предполагаемый убийца. Практик — не слуга закона, не в его компетенции устанавливать справедливость и вершить правосудие.

Зябкий сырой воздух пробирал до самого нутра. Теперь Энсадуму казалось, что понадобится бочка угля и камин размером с гору, чтобы изгнать холод из его тела.

Страшно хотелось пить.

За десять или пятнадцать шагов Энсадум насобирал несколько пригоршней снега, который еще не успел растаять и сунул его в рот. Снег имел привкус железа.

Неизвестно, сколько он двигался по инерции. Это могло занять всего пару минут, а могло — и несколько часов. Он давно утратил счет времени и лишь слабо представлял себе, куда идти. Спасением могли быть следы от колес злополучной телеги… Но теперь он потерял и их.

Туман мешал выбрать ориентир. Таким мог бы стать большой камень либо неровность ландшафта, однако любая приметная деталь тут же терялась в дымке, стоило отойти на десяток-другой метров.

Внезапно накатило отчаяние.

Разве он мог вообразить нечто подобное, когда брал очередной билет из прорези в стене?