Хотя, на самом деле, Энсадум сомневался, что это был ИМЕННО ЕГО САКВОЯЖ. Да, саквояж практика, но не тот, который принадлежал ему. Во-первых — не было блокнота. Во-вторых, кожа, из которой был изготовлен саквояж, отличалась по цвету. Здесь она была более темной от времени и намного более потертой. Стоило присмотреться, и Энсадум увидел позеленевшие от времени застежки. Видимо, за саквояжем давно никто не ухаживал. Неизвестно вообще, сколько он провел здесь времени. Год, два? Может быть, десятилетие?
Покончив с осмотром скальпеля, старик брезгливо отшвырнул его прочь, и инструмент со звоном врезался в груду таких же.
Затем старик перешел к следующему саквояжу.
Энсадум скосил глаза к зеркалу. Нет, зрение его не подводило. “Его” отражение по-прежнему было голубоглазым и светловолосым…
Точно так же, не церемонясь, старик распахнул очередной саквояж, заглянул внутрь, хмыкнул, затем запустил тощую руку внутрь.
Только извлек он не внутренности, а многочисленные трубки — закрученные и перекрученные. Почти брезгливо отшвырнул все это в сторону. Энсадум, который знал, сколько труда стоит практикам поддерживать оборудование в порядке, поморщился. Отражение в зеркале сделало то же самое. Наваждение.
Между тем ему удалось сместиться на добрых четверть шага. Конечно, если присмотреться хорошенько, можно было бы заметить, что что-то изменилось в позе Энсадума. Однако в полумраке, царившем в помещении, сделать это было не так просто. к тому же, шорох его подошв хорошо скрывали звуки, издаваемые стариком, когда он потрошил очередной саквояж.
С этого момента Энсадум решил так и называть всех троих — Старцем, Карликом и Юнцом. Последний все еще не вернулся из смежной комнаты, и оттуда не доносилось ни звука.
Энсадум прислушался к звукам снаружи. Если бы ему удалось позвать на помощь или каким-то другим способом привлечь внимание.
— Послушайте, я всего лишь практик…
Ему ответил Карлик.
— Пфф… Не пытайся. Тебя прижали.
— Что? Вы меня с кем-то путаете…
— Нет, — карлик трахнул головой и вышло это на удивление комично, словно кивнул болванчик.
Все происходящее напомнило страшный сон. И это отражение в зеркале… В очередной раз взгляд Энсадума метнулся к человеку, отраженному в нем… Нет, это не было его отражение. Чертовщина какая-то. И хотя сам практик не верил в существование Гастра, в этот момент он подумал, что попал в некий страшный сон, который может быть преддверием этого Ада — одного из многих. Может быть, он умер там, на обочине дороги, и все, что происходит сейчас — это некая версия его персонального чистилища.
— Нет, — повторил Карлик, — Никакая это не ошибка. Мы вас, переселенцев знаем. Видели уже, и не одного. Думаешь, ты первый? Думаешь, ты здесь впервые?
В этот момент Старик добрался до третьего саквояжа. На этот раз это должен был оказаться именно тот, что принадлежал Энсадуму. Иначе и быть не могло, ведь если подумать: какова вероятность того, что и на этот раз это окажется чужой саквояж? Хотя на деле это всего лишь значило бы, что в пустошах напали и ограбили на одного практика больше.
Как и в предыдущие разы, Старик запустил руку внутрь, после чего принялся водить ею, очевидно, обшивая многочисленные отделения. Делал он это не глядя, практически вслепую, перебирая металл и стекло, отчего изготовленные из них предметы мелодично позвякивали.
Сердце Энсадума тревожно сжалось: что могло произойти с блокнотом, если один из реактивов разобьется или — еще хуже — это будет пузырек с кровью?
Взгляд Энсадума снова метнулся от саквояжа в грубых руках старика к отражению в зеркале. Теперь он был уверен: этого лица он никогда не видел прежде. А эти пронзительные голубые глаза… Их сложно было забыть. Энсадум сделал попытку пошевелить рукой и так непохожий на него “дублер” в зеркале сделал то же самое.
— Эй, — сказал Карлик, вновь направляя арбалет Энсадуму в лицо, — Стой смирно.
Из саквояжа показались первые инструменты, а также горелка и несколько мензурок. Все это Старик беспорядочно вывалил на полку перед собой.
Энсадум пристально наблюдал за тем, что появится следующим.