«Ну, уж на этот раз меня не уговоришь, — решил я про себя. — Буду заниматься только делом Деркача».
Постояв перед дверью, я, как спортсмен перед стартом, привел в порядок дыхание и вошел в кабинет.
Прокурор молча показал мне на стул и протянул сообщение дирекции цирка. Я прочитал сообщение, не говоря ни слова, положил обратно на стол. Так мы и сидели несколько минут, не разговаривая. Первым молчание нарушил я:
— Вы хотите подсунуть этот материал мне? Юрий Николаевич, что я с ним буду делать? Тут же нет работы для следователя. Пусть кто-нибудь из помощников проверит и вынесет постановление об отказе в возбуждении дела.
— Почему об отказе? А может, о возбуждении?
— Согласен. Может быть, и надо кого-то наказать за нарушение техники безопасности. Но мне некогда заниматься этим. Вы же знаете, Деркач признал за собой еще пять магазинов. Нужно приобщить новые документы, провести очные ставки, предъявить обвинение. А у меня срок по делу кончается.
— Значит, срок продлить надо.
— А потом сами ругать будете.
— Можешь не сомневаться, буду. А сообщение возьми. Через десять дней доложишь результаты. Все.
Вернувшись к себе, в кабинет, я долго не мог успокоиться. Опытный рецидивист признался в двенадцати кражах, а у меня нет времени закрепить его показания! А если он завтра откажется, тогда что?
Деркач специализировался на ограблении магазинов. Причем делал это хитро. «Потрусив», как он сам выражался, магазин в райцентре, Деркач сразу переезжал в другую область. Это дало ему возможность около года продержаться на свободе. В камере Деркач ни с кем не разговаривал. Он молчал, иногда что-то нашептывал себе под нос. Несколько «зеленых» воришек с восторгом и страхом смотрели на него. Еще бы! Сидеть в одной камере с самим Деркачом!
Если бы они знали, о чем думала камерная знаменитость! Деркач почувствовал, что страшно устал от полулегального существования, вечного страха и попоек в одиночестве. Он внутренне надломился. Во сне его навещали друзья детства, давно уже добившиеся признания и уважения в обществе. А он, как был, так и остался вором.
На первом же допросе Деркач признался мне, но не во всем. Не скрою, мне приятно было сознавать, что дела, которые еще недавно считались бесперспективными, будут теперь раскрыты, и не кем-нибудь, а мной, Аркадием Титаренко.
И вот так некстати подвернулась эта чепуховая проверка. Придется ехать в цирк.
А через неделю я уже докладывал прокурору:
— Юрий Николаевич, нужно срочно возбуждать уголовное дело.
— Что я слышу! Раньше ты был другого мнения.
— Виноват, Юрий Николаевич, виноват. Но вы посмотрите, что получается. Олег и Тамара Аверские состояли в браке больше восьми лет. Год назад Олег сошелся со старшей Костюковой. Аверская очень переживала разрыв, но вела себя с достоинством. Через некоторое время все стали замечать, что Аверский увлекается младшей Костюковой. Валентина отвечала ему взаимностью, но потребовала официального оформления брака. На развод Аверская не согласилась, и между супругами отношения были натянутые. Известно, что перед последним, роковым, выступлением Аверские о чем-то поспорили. Не нравится мне вот еще что: тросы лопнули почему-то на одном уровне. Такое впечатление, будто их подпилили. Надо назначить экспертизу.
— Что говорит Аверский?
— Его я не успел допросить. Он уехал с бригадой в подшефный колхоз.
— Думаешь, очки набирает?
— Возможно. Я побеседовал с Соликом, с другими товарищами. Они мне все это и рассказали.
Юрий Николаевич поводил карандашом по табель-календарю, сделал несколько отметок.
— Возбуждай дело. Пятнадцать дней на расследование даю. Успеешь?
— Маловато. Дайте месяц.
— Если нет времени, передай дело Деркача Николаю.
— Зачем же так, Юрий Николаевич? Я постараюсь уложиться. И Деркача в срок передам в суд.
— Смотри. А теперь скажи, как здоровье Аверской? Ты хоть догадался...
— Представьте себе, что догадался. Врачи говорят: жить будет, выступать — нет. Сейчас в очень тяжелом состоянии. Свидание с ней не разрешили.
— Хорошо. Иди распутывай свои цирковые тайны.
Я допросил Аверского. Большой, сильный человек, отвечая на вопросы, суетился, ошибался в деталях, начинал сначала. По его поведению чувствовалось, что он не виновен.
Уверенность моя поколебалась только тогда, когда я получил заключение экспертизы. Документ гласил:
«Характер повреждений волокон обоих тросов позволяет прийти к заключению, что они были повреждены тупым предметом».
Надо было его найти.
«Кому могла помешать Аверская? — размышлял я, пока машина узкими, заполненными транспортом улочками пробиралась к цирку. Кто желал ее гибели? Старшая Костюкова? Если верить Солику, Олег уже охладел к ней, и смерть Тамары Павловны ничего бы не изменила. Кто еще? Валентина? Нет. О ней мне рассказали много хорошего. Значит, все-таки Аверский?» В его вину не хотелось верить. Вот тебе и чепуховая проверочка!
Я в сердцах махнул рукой и ударился локтем о дверцу.