Похоронный марш

Веселый Павлик снова забегал по квартире, куда-то засовывал по локоть руку, что-то открывал и захлопывал, а попугай сделал так: «Кр-р-р-рааааа!» и взмахнул крыльями, словно возмущаясь размерами штрафа. Наконец были собраны семь мятых рублевиков и девственная, как только что развернутая жвачка, трешница. Я почему-то подумал, что главный пожарный скажет Веселому Павлику, когда тот протягивал деньги, не надо, ну ты чего, земляк, обижаешь, мы же пошутили, лучше налей стопочку, если есть, а нет, так и бог с ним; но он аккуратно сложил весь размер штрафа и, сунув его себе в карман, пошел прочь.

Юнга ДжимНевредим,Пьет джин вдвоем…

Остальные пожарные пошли за ним следом, и только один из них сказал «до свиданья».

— Ну бог с ними, бог с ними, — замахал обеими руками вслед пожарным Веселый Павлик и пошел переставлять пластинку.

Жил да был черный кот за углом,И кота ненавидел весь дом, —

запела Эдита Пьеха, и мы сели есть колбасиську. Мы ели ее с горчицей, и ничего вкуснее этой колбасиськи я в жизни не ел, потому что мы не обедали, а именно утоляли голод, как выразился Веселый Павлик. К тому же он извлек из-за шкафа пыльную бутылку, в которой на треть что-то плескалось, и налил мне полстаканчика, а себе целый стакан. Мы чокнулись и выпили.

— Вообще-то, без тоста не полагается, — сказал он. — Я так-то не пью, но тут такое дело — за исключительно приятное знакомство! А тебе сколько лет? Восемь?

— Одиннадцать, — сказал я.

— Ну, ты уж, наверное, потягиваешь.

Я уже потягивал, но еще очень мало, поэтому захмелел от Павликова полстаканчика, вдобавок это было крепленое вино. Веселый Павлик допил бутылку, развеселился еще больше и стал без умолку болтать. Он говорил о многих вещах сразу. Вспоминал свое детство, сказал, что родился в городе Торчке, рассказал о какой-то бешеной старухе, которая укусила его на прошлой неделе, поделился своими суждениями на международные темы, сказал, что войны не будет, а если держать собаку, то лучше всего спаниеля, потому что он милашка и с ним можно на уток.

— А на девочек ты еще не охотишься? — поинтересовался Веселый Павлик попутно, невзирая на мой малый рост.

— Роджер! Роджер! Крра-крра-крраси-и-и-и… — проскрипел из-под потолка попугай.

— Вот Роджер, — Павлик указал на попугая. — Допустим, он птица…

Но многозначительное вступление, допускающее причастность Роджера к классу птиц, не имело продолжения, потому что Павлик вдруг вспомнил о работе, мы мигом очутились на улице, и, убегая, Веселый Павлик велел заходить к нему в любое время.

И я стал заходить к нему в любое время. Чаще всего вечером, после исполнения им арии возвращения с работы. Иногда я приходил к нему в магазин, и он давал мне подержать его бойцовский топор. По выходным, если я не уезжал за город с Дранейчиковым отцом на рыбалку, я целый день бывал у Павлика. Мы ходили с ним гулять по Москве, он показывал мне разные монастыри и музеи и всякий раз наговаривал такую прорву всякой всячины, что трудно было разобраться, где реальная информация, а где Павликовы веселые фантазии. Часто мы ходили с ним в зоологический музей на улицу Герцена, и Павлик любил подолгу постоять возле скелета мамонта, который даже не в самом музее, а в прихожей, у лестницы, еще до проверки билетов. Однажды он простоял перед скелетом мамонта целый час. Я обошел весь музей и выглянул со второго этажа вниз. Веселый Павлик стоял напротив обнаженного мамонтовьего костяка, скрестив руки на груди и глядя прямо в глазницы ископаемому исполину. Я снова обошел весь музей, потом еще раз. Я изучил досконально всех птиц и нашел среди них чучело попугая, как две капли воды похожего на Роджера. Название породы было очень веселое — нестор-кака, а внешность, несмотря на породу, такая же мрачная, как у Роджера. Всякий раз, обойдя весь музей от чучела гориллы до мозга лебедя, я снова выглядывал и смотрел вниз. Веселый Павлик все стоял перед мамонтом, словно обдумывая, как забодать соперника. Когда мне уже до тошноты надоело гулять среди чучел и табличек с названиями, я спустился вниз и сказал Павлику, что хочу домой. Тогда он вытянул в сторону мамонта руку и громогласно объявил:

— Я покорён!

И тогда мы оба — я и Веселый Павлик — увидели, как великолепное чудовище воздвиглось на задние ноги, вознесло ввысь тяжелые полумесяцы бивней и вострубило о победе по всему заповедному лесу своей памяти. В чащах заворочались динозавры, в небесах засвистели, разрезая воздух, острые крылья летающих ящеров, в ветвях закопошились археоптериксы, гигантские несторы-каки и крупнокалиберные колибри. Саблезубые тигры набросились на нас со всех сторон, я смело выхватывал из костра горящие головни и бросал их в тигров, а Веселый Павлик размахивал мощным дубьем. Он уложил на месте двух крупных хищников, а я подпалил шерсть одному, и мы бы отразили внезапное нападение, но… на нас стали обращать внимание, и пришлось поспешно покинуть зоологический музей.

Когда мы пришли домой к Павлику, я сказал попугаю: