Похороны

— Ты вообще понимаешь все эти вещи, которые я тебе только что рассказал? — спросил Владимир Николаевич у жены. — Мишка сидит на игле.

Ирина задумчиво смотрела куда-то в сторону зашторенного окна. Она словно не слышала слов мужа. Не отрывая рассеянного взгляда от штор, она осторожно прикоснулась к пачке сигарет, вслепую вытащила сигарету. Владимир Николаевич тут же чиркнул спичкой и прикурил свою и Иринину сигареты.

— Я… — начала Ирина сиплым голосом, но потом откашлялась. — Я чувствовала, что что-то не так с ним. Так и получилось.

Владимир Николаевич несколько раз затянулся, шумно и нервно выпуская дым, а затем продолжил свой рассказ.

— Следователь рассказывал мне про героин. Говорил напрямую, как мужик с мужиком, всё по-честному. Он рассказал, что Мишка вряд ли сможет бросить это дело. Ещё он сказал, что наверняка у Мишки гепатит и может быть СПИД, потому что у парня из этой же шайки уже есть проставленный в медицинском листе диагноз.

Ирина судорожно выдохнула.

— А может быть это не так? — спросила она и Владимиру Николаевичу показалось, что перед ним сидит совсем не его жена, а кто-то другой; потому что интонация, с которой она произнесла эти слова и их смысл были сродни тихому безумию, внезапное полное отсутствие эмоций.

— Ирина. Пойми, уже поздно. — сдерживаясь сказал Владимир Николаевич. — Вспомни, сколько раз за последнее время он приходил домой не такой как обычно? Ты помнишь? — Его голос становился всё громче, а интонация жёстче. — А ты видела его глаза? А как его как-то лихорадочно колотило, а ты всё бегала вокруг, верила тому, что он отравился… А сколько всего было. А когда его тошнило? А помнишь, когда он сам не понимал, что делает? Сколько нужно было всего, чтобы нам показалось, что что-то не так!?… — Владимир Николаевич уже сам себя испугался; не замечая того, он с каждым словом заводился всё больше и больше и, когда он в конце уже кричал и швырялся ругательствами непонятно в чей адрес, то даже ударил кулаком по кухонному столу так, что чуть не перевернулась пепельница. Ирина всё это время сидела, подперев голову руками и рассматривала узоры на шторах.

Владимир Николаевич сел на табуретку и достал ещё одну сигарету. В кухне между супругами вдруг наступила и теперь плавала напряжённая пауза. Гробовая тишина, словно вата мягко обступила обоих. Ни Ирина, ни он ничего не говорили несколько минут. Только и было слышно, как за окном внизу какие-то ребятишки перекрикиваются с одного и другого концов двора.

— Вова, — вдруг встрепенулась, словно очнулась от забытья Ирина. — Вова, а зачем гроб, венки зачем?

Владимир Николаевич сначала опустил глаза, а потом затушил докуренную сигарету и вскинул брови.

— Затем, Ирина. Ты не понимаешь? — в очередной раз именно так переспросил он жену. — Мы потеряли сына. Мишки больше нет.

Сказав это Владимир Николаевич вдруг понял одну вещь: он сам не верит в то, что говорит. Если там, на балконе, когда он ждал жену, он был готов на всё, что угодно, был готов врезать Мишке так, чтобы мозги встали на место, и внутри него там на балконе кипела ненависть и жгучая обида на сына, то теперь, когда он увидел слёзы жены, рассказал ей всё, когда он посидел помолчав и успокоился, — теперь сознание переменилось. Все мысли вошли в жёсткий ступор, за которым никак не угадывалось продолжения. Сын наркоман. Но он есть. Сын наркоман. Самое неприятное было то, что Владимир Николаевич поймал себя на желании вдруг проснуться или очнуться ото всех дурных мыслей, словно этого и не было; а такое желание — было желанием либо слабака, либо сильного человека, но того, который действительно был загнан в тупик. Он взглянул на жену. Та сидела, словно погружённая под воду. На лице не отражалось никаких эмоций кроме застывшей маски непонятной грусти.

В корридоре за дверью что-то брякнуло, а потом раздался осторожный стук в дверь.

— Сиди. — коротко бросил Владимир Николаевич жене, а сам рванулся в прихожую встретить сына.

Замок не поддался сразу. На первой попытке пальцы нервно соскользнули, но на второй внутри всё же раздался щелчок и Владимир Николаевич рывком распахнул дверь.

На пороге стоял мужчина в сером свитре и потирал руки. Владимир Николаевич сначала уставился на двигающиеся ладони мужчины, а потом перевёл взгляд выше.

— Да? — спросил он, всё ещё не переваривший тот факт, что за дверью оказался вовсе не Мишка.

Мужчина в сером свитере убрал руки за спину и, отчего-то закинув голову вверх произнёс. — Добрый день. Вы заказывали гроб, кажется. — с этими словами он кивнул куда-то в сторону. — Мы из ритуальной службы.

Владимир Николаевич высунулся из двери и увидел: на площадке стоял прислонённый к стене гроб, а рядом гробовая крышка. Деревянный корпус был обит изнутри белой материей, а снаружи ярко-красной; по периметру вилась чёрная траурная лента, а на крышке этой же лентой был изображён похоронный крест. Пока Владимир Николаевич оторопев рассматривал гроб, по лестнице поднялся ещё один человек, видимо тоже из этой самой ритуальной службы, он нёс в руках два похоронных венка, аналогично обвитых траурной лентой.